Народ вокруг загудел — также читал молитву, вслед за мной. Одоакр произносил первым, за ним — я, повторяя слово в слово, и слова мои отражались эхом шестисот-семисот-восьмисот присутствующих.

Закончил. Капли дождя падали на затылок, заваливались за шиворот. Намеренно не испарял их, не сушился, как намеренно и не взял плащ. Пускай, так ближе к народу. Поднял глаза к небу. А теперь собственно обращение.

— Господь всемогущий! — вложил в голос как можно больше энергии. — Я стою пред лицом твоим. Ты видишь меня, знаешь мои чувства и помыслы. Я ещё не вопросил, а ты знаешь о том, что хочу спросить. А потому прошу! Дай мне знак! Пошли знамение! Во добро я делаю то, что делаю и совершаю то, что совершаю, или во зло? И если я прав, если мои поступки угодны тебе, пошли мне небесного покровителя, направляющего и защищающего меня!

Это всё прокричал громко, чтобы услышал и без того притихший народ. Гул в массовке стих, собравшиеся ловили каждое слово. Достаточно. Теперь опустил голову и прошептал по-русски:

— Давай бог! Ответь! Да, я не религиозный. И вообще скверный тип, непонятно что о себе возомнивший. Но я показал, что готов нести эту ношу, если это для тебя важно. Я не уеду к сестре в Вологду, и буду драться до конца не из глупой прихоти что-то доказать. Просто… Просто реально кроме меня и моих грёбанных знаний у них нет никого и ничего! — воскликнул громче — плевать, кто что услышит и поймёт. — Их всех съедят! И я сейчас говорю не красивые слова, я и правда… — По щекам потекли слёзы — сбился.

— Я готов, бог! — Слова сами лились из меня, и я, собравшись, продолжил. — Не знаю, смогу или нет, получится, или не дадут, но сделаю всё, что от меня зависит, чтобы вытащить из задницы этих людей и эту страну. Если я делаю правильно — помоги. Если не доверяешь, если мой атеизм и богохульство важнее — пошли к чёрту, и пусть эти двое выродков схарчат — они могут. Вот он я, господь, перед тобой! Помоги мне! Дай мне защитника! Хоть того же Андрея — обещаю, устрою ему первоклассный культ. Или дай мне пинка, ибо я так и не понял, на хрена ты меня сюда перенёс?

— Что ты шепчешь? — подошёл цветущий Одоакр. Вот-вот их цель распишется в ничтожестве и поедет в Овьедо. А и не поедет, сбежит (он реалист) — я исчезну с политического поля, став загнанным беглецом, дичью. Что его не может не радовать.

— Молитва на языке ОТТУДА, — пояснил я. — Господь один, он всё равно услышит и поймёт. Или скажешь, права не имею?

Орденец нахмурился, но ничего не сказал. Молитва — она на любом языке молитва. Я ж явно не Сатане молюсь.

— Ты плачешь, — констатировал он.

— Я открыт перед высшими силами, — парировал я. — Я искренен. И не могу лгать — ОН не простит ложь.

Здумчивый полностью согласный кивок. Затем этот перец положил мне на голову руки и прошептал что-то типа благословения. Фигасе!

Народ на такое поддерживающе загудел. Но после затих — дело к кульминации.

Орденский брат отошёл. Я постоял на колене ещё немного, но вдруг понял, что всё, достаточно. Запал в душе прошёл, оставив зияющую пустоту. Что мог сделать — сделал, теперь ждать. Поднялся на ноги. Обернулся к притихшей массовке.

— Ждём, братья и сёстры! — Воздел руки к небу. — Ждём. Явления. Знамения. Господь всемогущ, он не оставит нас без знака.

Вперёд снова вышел Амвросий и завёл новую молитву. Славящую господа, я не вслушивался, я… Стоял, словно обдолбанный, и смотрел вперёд.

— А теперь, братья и сёстры! — заревел, чтоб было лучше слышно, Амвросий, — Путь креста! — И поднял вверх большой крест отца Антонио. Снова гул в массовке, поддерживающий.

А потом мы пошли. Вокруг замка. Вначале братья, потом держащий фамильную библию, вручённую Одоакром, я, затем магистраты и «генералы», близкие, и, наконец, массовка, тоже начиная от более высокого статуса к низкому. Кажется, теперь понимаю. Крестный путь — символ пути Христа на Голгофу. Символ очищения. Моего очищения, я сейчас как бы проходил свой подобный путь и становился чище. Шли медленно, не торопились, хотя и не сказать, что еле передвигали ноги. Так нам идти час, наверное, или чуть больше. Но время было, и мы шли, шли и шли…

На полуобороте вокруг замка вдруг кончился дождь. Стоящий на низком старте пипл это заметил, одобряюще загудел, но небо не прояснилось. Дождём это назвать было сложно, скорее морось, на глобальное явление свыше не тянет, но как предварительный знак, чтоб не расслаблялись, сойдёт.

Время шло, а мы всё брели. Пока не добрели до места, откуда начали. Часа полтора, наверное, потратили, но люди стоически терпели, ибо это же ВЕРА. Как не терпеть-то? Кое-кто на одной вере до Иерусалима дошёл, без веских на то причин и логически объяснимых инструментов, вопреки любым прогнозам и расчётам — не могли они дойти! Физически и экономически! На глазах же этих людей судьба графства решается — не крестовый поход, но тоже важно. И в отличие от циничного меня, воспринимающего происходящее, как шоу, во всех этих лицах видел искренность, ожидание реального чуда. Для них чудеса существовали, я писал об этом, а наука — это расчёт домны и сиракузки, а не прогноз природных явлений. Как же далеки эти наивные романтичные люди от моего глупого бездуховного времени!