— Не может быть! — воскликнул он, не веря собственным глазам. — Ты и есть вчерашняя негритянка?

— Конечно! — ответила через переводчика девушка.

— Но твоя кожа стала совсем белой… Кто бы мог подумать! Я не могу поверить своим глазам.

— О, это было совсем нетрудно. Мне только надо было как следует помыть мою черную кожу, и я снова стала француженкой, которая любит твой храбрый народ за то, что он мужественно сражается с итальянцами.

— Мне нравятся твои слова, мадемуазель. Я тоже люблю Францию, твою прекрасную и великую страну.

Затем император вспомнил о данном накануне обещании; слишком слабые знания химии не позволяли ему догадаться об истинной причине ее метаморфозы:

— Мадемуазель, вчера я дал слово назначить тебя главным врачом моей армии… Мой приказ действителен с данной минуты! Я дарую тебе это почетное звание, которое для меня равно генеральскому… Ты будешь получать генеральское жалованье, тебе будут оказывать генеральские почести. Ты будешь врачом и моим, и моей супруги, императрицы Таиту, ты будешь лечить раненых…

Затем монарх повернулся к свите и громко провозгласил:

— Такова моя воля!

Фрикет, слегка ошеломленная неожиданным поворотом событий, не растерялась; она ответила африканскому правителю взволнованной речью, в которой поблагодарила его за доброту и щедрость.

Негус улыбнулся и вместо ответа протянул ей руку. Они походили на политиков, заключивших между собой удачный договор, которые, обменявшись дружеским рукопожатием, немедленно расходятся в разные стороны по своим делам. Менелик отправился в Макалле, чтобы лично присутствовать при капитуляции крепости. Фрикет сразу же серьезно взялась за организацию медицинской службы. Благодаря своему важному положению в абиссинской армии, она могла командовать и распоряжаться по собственному усмотрению.

Француженка немедленно обратила все силы и способности на благо раненых, о которых никто особенно не заботился; эти несчастные страдали и умирали без стонов и жалоб, покоряясь судьбе.

Негус приставил к ней для помощи того самого переводчика, который прекрасно говорил по-французски. Он отдавал приказы и распоряжения Фрикет и следил за их исполнением.

Барка по-прежнему вел хозяйство, ухаживал за мулами, занимался аптечкой, поочередно становился поваром, посыльным, санитаром, солдатом… словом, вникал во все дела и везде оказывался очень кстати. При этом он сохранял достоинство, умел внушить к себе уважение и заставить слушаться тех, кто находился у него в подчинении. Алжирцу дали коня с прекрасной упряжью, ружье, саблю; он чувствовал себя наверху блаженства, когда ехал во главе эскорта своей госпожи.

Фрикет сразу завоевала всеобщее уважение и симпатию. Ее веселый нрав, приветливый характер и медицинские познания оказывали на этих неискушенных людей совершенно поразительное воздействие. Ей поклонялись, ее боготворили; и в стотысячной армии не нашлось бы ни одного солдата, который бы не был готов ради нее пожертвовать жизнью.

К тому же ее окружала легенда. Утверждали, что у нее была таинственная способность по своему желанию изменять внешний вид. Конечно, эти слухи возникли из-за истории с маскарадом и превращением из белой в черную и обратно. Между тем ничего сверхъестественного здесь не было; однако ей так и не удалось убедить в этом негуса, как она ни старалась объяснить ему свой секрет. А секрет заключался в следующем: в Массауа у Фрикет было довольно много нитрата серебра[164]. Известно, что это вещество чернеет на воздухе, точнее, под воздействием солнечных лучей. Зная это свойство, она растворила в воде весь свой запас нитрата серебра, затем нанесла его на лицо, шею, руки и ноги и взобралась на стол поближе к маленькому окошку, откуда проникал дневной свет. Прошло немного времени, и кожа ее стала темнеть, чернеть, наконец, девушка превратилась в настоящую негритянку.

Оказавшись у Менелика, Фрикет нашла в его лагере походную аптечку с веществами, необходимыми для обратного превращения. Она выбрала йодистый калий[165], которым протерла несколько раз почерневшую кожу, после чего и был достигнут требуемый эффект.

Все же для негуса в этой истории оставалось много непонятного.

— Если все так и есть, — говорил он, — то, значит, ты можешь и меня, черного, превратить в белого, а затем опять сделать черным?

Да, в теории его рассуждение выглядело логичным, однако на практике оно было пока что недостижимым; по крайней мере, насколько было известно Фрикет, современное развитие химии еще не имело подобных примеров.