Мгновенно сообразив, как надо действовать, Барка, не колеблясь ни секунды, тоже ударил своего верблюда изо всех сил.
— Ах ты, мерзавец! Я тебе голову снесу, а язык твой выброшу на съедение собакам! — хрипло прокричал он и пригрозил итальянцу кулаком.
Его дромадер вихрем понесся вслед за Фрикет.
Ахмед бен Мохаммед сразу же понял, что ему не избежать обвинения в сговоре с беглецами, его арестуют, будут судить и, скорее всего, приговорят к смертной казни. Поэтому ему ничего не оставалось, как последовать за беглецами, которые уже мчались во весь опор к позициям абиссинцев. Он пронзительно закричал, и тотчас же оба оставшихся верблюда повиновались приказанию хозяина и почти одновременно перемахнули через траншею.
Полковник не помня себя от ярости повторял:
— Огонь! Огонь! Застрелить негодяев!
Все, кто был в окопе, принялись стрелять; градом полетели пули, наполняя воздух свистом и оставляя за собой дымовой след. И, как нередко случается в таких неожиданных перестрелках, солдатам не удавалось попасть в цель. Это удивляло их и вызывало досаду; почти не целясь, они стреляли снова и вновь давали промах. К сожалению, у них были хорошие современные ружья, которые бьют на два-три километра. Если бы солдаты стреляли из старых винтовок, то беглецы очень скоро оказались бы вне досягаемости выстрелов. Между тем все вокруг гудело и завывало, пули рикошетом отскакивали от земли; просто чудо, что никого до сих пор еще не задело.
Внезапно раздался совсем другой звук — словно пули угодили во что-то мягкое; два верблюда, пораженные насмерть, упали и забились в агонии, умирая, они жалобно стонали, почти как люди.
Однако пули попали не только в животных. Первой жертвой стал спутник Ахмеда бен Мохаммеда, который был убит наповал выстрелом в затылок. Затем ранили самого курьера; его рана в спине была сквозной, из горла пошла кровь.
Убитые дромадеры остались позади и своей массой образовали нечто вроде щита для беглецов. Алжирец собирался остановиться и помочь раненому товарищу, но тот проговорил:
— Беги! Обо мне не заботься, я умираю… Помнишь… я обещал, что вы будете свободны… Я сдержал слово… Прощай!
При каждом слове из горла его выливалась струйка крови. Фрикет не могла спокойно смотреть на это тяжелое зрелище и, несмотря на стрельбу, решила остановиться и что-то сделать для несчастного, который заплатил за их свободу собственной жизнью. Но она не успела: в тот миг, когда его запачканные кровью губы произносили «Прощай!», голова несчастного запрокинулась, глаза закрылись, он дернулся и затих навсегда.
Фрикет не могла сдержать слез, а Барка снова прокричал итальянцам арабские ругательства.
ГЛАВА 6
И снова верблюды понеслись вперед. Вокруг по-прежнему свистели пули, но животные стремительно приближались к абиссинским позициям. Там их заметили и не стали стрелять; напротив, решено было открыть прицельный огонь по итальянцам.
Загремели пушечные выстрелы, и итальянцы вскоре прекратили огонь, весьма удивленные столь мощной поддержкой.
Целые и невредимые, Барка и Фрикет с триумфом въехали на территорию, занятую войском негуса. Первый раз в жизни беглецы видели перед собой тех самых шоанов[160], которых итальянцы считали дикарями, но от которых им тем не менее пришлось вытерпеть много неприятностей.
У этих солдат не было ни плюмажей, ни пышных султанов, ни роскошных мундиров с золочеными пуговицами. Костюм их был прост и состоял из легких белых панталон, спускающихся ниже колен, и просторной белой хламиды[161] с красной полосой посередине. На манер негуса, скрывавшего свою лысину, головы их были повязаны платками, туго затянутыми сзади.
На поясе у каждого солдата имелся огромный, набитый патронами патронташ, за плечами — полотняный вещевой мешок со всем его обычным содержимым, от которого мирному человеку стало бы не по себе.