– Хех, вы правы насчет паранойи, месье Ламбер, – хохотнул Лисов. Прозвучало это довольно натянуто.
– О нет, это просто размышления о геополитике, часть моей работы, – качнул головой француз. – Паранойя выражается в некоторых моих подозрениях по иному поводу. Но действительно довольно об этом.
– Позвольте все же чуть задержаться на этой теме. – Барон фон Шварцвальд коснулся уса, будто собравшись подкрутить кончик, но передумав. – Мы уже давно знакомы, однако прямо я вас не спрашивал… Вы сами как относитесь к возможной войне в Европе? Не сейчас, но когда-нибудь, если она вдруг случится?
– Я бы хотел, чтобы она случилась как можно позже, – слабо улыбнулся атташе. – Ради блага моей родины. Франция живет мыслями о мире, и война застанет ее врасплох, даже если о начале боевых действий будет объявлено за месяц. Франция не хочет думать о войне. У нас есть крепости на границе, у нас есть большая армия, чтобы защищать их, – этого достаточно. Что мы будем делать, если война начнется, как станет воевать эта армия – мы не думаем. Не хотим думать. Война – это страшно, господа. И Франция боится войны. А значит – проиграет ее. Потому что страх – парализует. Потому дай нам боже, чтобы войны не было. Хотя бы еще лет сто. А там, глядишь, что-нибудь изменится.
К столу подошел официант, оглядев собравшихся, спросил:
– Простите, господа. Кто из вас Николай Дронов?
– Я, – обернулся майор.
– Вам просили передать записку. Ее доставил извозчик.
Дронов взял листок с подноса в руках официанта, пробежал взглядом. Встал:
– Прошу прощения, господа. Мне нужно вас покинуть.
– Жаль, – вздохнул подполковник Лисов. – Приятно было с вами познакомиться, Николай Петрович. Надеюсь, на той неделе мы снова увидимся. И можете считать, что я приглашаю вас в гости.
– Я тоже, – закивал Сосновский. – Приходите в любой день, после пяти. Адреса можете узнать у вашего молодого друга Павла.
– Ну а я живу в квартире около казарм городского гарнизона, – ухмыльнулся фон Шварцвальд. – Приглашать туда не стану, жалкое зрелище. Вот будете в Киле – покажу вам свой особнячок. Не фамильный замок, как положено барону, но куда лучше съемной комнаты. Увидимся, майор!..
…Войдя в номер, Дронов шумно пошаркал ногами, пока запирал дверь, и сообщил о своем присутствии:
– Настя, я вернулся!
Ответом ему был некий приглушенный звук неясной природы, донесшийся из глубин номера. Не снимая сапог, майор заглянул в гостиную. На журнальном столике обнаружился бумажный куль, а в нем… изрядная порция жареных пельменей с зеленым луком. Еще теплых. Где в Берлине Анастасия нашла пельмени – Николай не мог даже предположить. Разувшись в прихожей, он прошел в спальню, где и обнаружил сыщицу. Она полулежала в кровати, подсунув под спину свернутую в валик подушку и накинув на ноги одеяло. На полу у кровати валялись части ее мундира – ментик, доломан, кивер и ремень брюк, только высокие черные ботфорты были аккуратно поставлены один рядом с другим.
– Вот с чего ты такой исполнительный, а? – недовольно пробурчала она, встретив мужчину сумрачным взглядом из-под насупленных бровей. – Я всего минут двадцать подремала…
– Уж прости, – улыбнулся Николай, глядя, как девушка откидывает одеяло и спускает босые ноги на пол. На ней были только брюки и рубашка, обычно собранные в хвост темно-каштановые волосы спадали на плечи и спину. – Ты сама написала, чтобы я приехал скорее. Действительно важные новости? Что-то нашла среди вещдоков?
– Нашла. – Девушка сунула ноги в тапочки, встала, потянулась, вскинув руки и выгнув спину. – Пойдем в зал.
В гостиной она достала из пакета две одноразовые картонные тарелки, принялась раскладывать в них пельмени, заодно рассказывая: