Кортес не успевал стрелять, возникла такая ситуация, что можно было и не целиться, враги плотной стеной выходили из тумана и бросались навстречу перепуганным защитникам. Плотная, серая пелена скрывала заражённых от глаз бойцов города, отчего не было видно всего того количества противников, что пришли за едой.

Свистели миномёты, разрывая землю в клочья и смешивая их с чужой кровью. Каждый взрыв, что напоминал о суровой реальности, запечатлелся в памяти.

Засверкали прожектора, напряжение скакало от попавших в проволоку врагов. Повеяло запахом жаренного мяса, что не могло сейчас не вызывать отвращения. Но электричество не могло остановить ходунов, получив разряд, многие из них вскакивали на ноги, а те, что падали, сносили проволоку с пути.

— Генератор сейчас накроется, — заорал инженер, когда предохранители в электрощите начали плавиться. — Нужно срочно отключать напряжение проволоки, иначе останемся без света, капитан!

— Отключайте его к чертям, толку мало!

Недалеко рванул газовый баллон, разбрасывая ошмётки находящихся в радиусе пяти метров ходунов. Кортес почувствовал, как звуковая волна ударила по перепонкам, и в ушах завис тяжёлый шум. С режущим свистом несколько разбрасываемых осколков влетели в рядом стоящих бойцов: один рухнул замертво, так и не поняв, что осколок вошёл в горло, другой схватился за плечо и дико заорал от резкой боли. Поднялся на ноги: тут же получишь шальную пулю или осколок.

Кортес открыл рот, пытаясь прогнать свист и шум из головы. Перед глазами снова появились бегущие на баррикады враги. Нужно драться, и это он прекрасно понимал.

Стабилизировалось напряжение, и прожектора ударили в туман с новой силой, разгоняя плотную стену угрожающей пелены. С новыми силами полезли и ходуны, то и дело, подрываясь на минах и принимая грудью килограммы свинца. Кончались патроны, бойцы один за другим меняли обоймы, Кортес невольно наблюдал, как рожков становилось всё меньше. Заглох неожиданно пулемёт, выстреляв длинную ленту и раскалившись докрасна, меняли баллон на огнемёте.

Пока массированный огонь с трудом сдерживал надвигающуюся угрозу, к пулемётному гнезду из общей толпы вышла девочка в белом платьице. Её шаг был медленным, будто пушинка ступала она вперёд, загораживая заражённых своим силуэтом. Платье местами было изорвано в клочья, местами испачкано в грязь. Но среди всего этого угадывались очертания ребёнка, ещё совсем маленькой и невинной девочки.

Она медленными шагами приближалась к укреплению, разведя руки в стороны. Какими были эти глаза до того, как это случилось с ней? Кем она мечтала стать, когда вырастет? Да, это был ребёнок, обычный ребёнок, какими были когда-то и мы. Но сейчас этот ребёнок не чувствовал ничего, кроме чувства голода. И становилось безумно страшно от этой мысли, и хотелось просто бежать отсюда, чтобы больше никогда не наблюдать этой картины.

Пулемётчик замер, открыв рот, руки его не слушались.

— Я не могу стрелять в ребёнка, — с трудом выдавил он, поворачиваясь к сержанту.

— Это не ребёнок, дебил! Стреляй! — подскочивший вовремя Перовских влепил пощёчину остолбенелому бойцу. — Это не ребёнок, твою мать, стреляй же!

Боец смотрел перед собой.

— Она так похожа, так похожа на мою девочку…. Я….

— Стреляй, это не человек! — сержант одёрнул оцепеневшего бойца и повернул к себе. — Это больше не люди, солдат, они уже не такие, как мы. И если ты не будешь стрелять, они придут в твой дом и будут убивать твоих детей. Это война, боец, и мы защитники, а они — звери, которые пришли сюда, чтобы отобрать наши жизни. Так что не думай, а просто стреляй. И пусть простят нам небеса наши поступки.

И всё в один момент затихло, глухим, отдалённым всё показалось. Пулемётчик медленно, не чувствуя уверенности в руках, поймал в прицел приближающуюся девочку. Глаза её белыми жемчужинами смотрели на бойца, губы растянулись в улыбке, такой грустной и безнадёжной. Глухо затрещало орудие, и оцепеневший боец с замиранием смотрел, как на его глазах таяла маленькая девочка под огнём пулемёта. Она потеряла свободу, мечту, она потеряла свою жизнь.

И не было больше здесь жизни, в этом проклятом и ужасном месте, здесь осталась одна лишь смерть и боль. Тысячи людей потеряли здесь свои жизни, оставив в пустыне лишь свои голоса и мольбы о помощи. Они остались без надежды, без планов на будущее, они так и не стали счастливыми. Так и не выросли маленькие дети, о которых с искренним трепетом заботились родители, грея тёплые чувства. Больше не было влюблённых сердец, поющих серенады под звёздным, завораживающим небом. Больше не осталось романтиков и скептиков, молодых и старых — больше никого не осталось. Только пустые взгляды и неутолимая жажда.

— Граната! — услышал Кортес справа от себя и не думая, обернулся.

Враги налетели на пулемётное гнездо, когда пулемётчик только открыл огонь. Второй боец пулемётного состава, видя, что положение принимает угрожающие обороты, замахнулся для броска гранаты, когда в быстром прыжке ходун уложил его на землю. Прогремел взрыв, смешавшись с предсмертным криком, унося пулемёт в сторону и устраивая фейерверк из заряженной ленты. Защитники рядом с гнездом не успели прийти в себя, как их накрыла очередная волна ходунов. Перовских смешался с десятками тел у укреплений, рубя офицерским мечом налево и направо.