— Почему? — сразу не понял я такого категорического суждения.
Вероятно, наш хозяин проникся сочувствием к такому придурку, как я, и потому снизошел до объяснения.
— Ну, ты хоть сам послушай, что ты говоришь, — сказал он. — Морковь и редька — это же главная еда человека, она дает бодрость и полезна всем, от ребятишек до стариков. А мед дает силу, в нем целебные свойства, он дает здоровье. Кто же этого не знает? А ты говоришь, что этого мне нельзя есть. Ты, наверное, плохо учился своему ремеслу лекаря или просто самозванец.
Я уныло промолчал. А что можно возразить? Рассказывать про функцию поджелудочной железы и выработку инсулина? Про свойства продуктов содержать в себе сахар?
А поскольку я растерянно молчал, диакон истолковал это по-своему.
— Ладно, — сказал он, махнув рукой. — Если уж тебя брат Захария прислал и ты из наших, хоть и странный какой-то, то не гнать же тебя на улицу. Но в доме вас оставить не могу. Девка твоя — поганая, и потом, чувствует мое сердце, что ты с ней блудишь. Ведь блудишь?
Мы с Любавой ничего не ответили, и Феодор, найдя в этом подтверждение своим догадкам о нашей порочности, сокрушенно вздохнул.
— Так что в доме вас не оставлю. Идите на сеновал, там и ночуйте.
На сеновал нас конвоировали старший сын Феодора и его жена с двумя маленькими детьми, цеплявшимися за подол ее платья. Сын по дороге дал нам напиться из колодца, вырытого посреди двора, а невестка молча сунула Любаве большую плоскую лепешку из пшеницы и несколько длинных огурцов с пупырышками.
Во дворе, несмотря на темноту, мы увидели двух огромных лохматых собак, которые были привязаны у забора. Это были настоящие волкодавы, и очень яростные. При виде нас они принялись рваться, явно намереваясь растерзать пришельцев, и если бы сын хозяина не прикрикнул на них, дело могло закончиться плохо — веревки, которыми псы были привязаны, выглядели довольно ненадежно. Вообще, здесь принимались серьезные меры безопасности. В доме у входа мы увидели два топора с длинной рукояткой, вполне пригодные к бою, а также железный кистень — грозное оружие.
Едва мы вошли в сарай, где хранилось сено, молодой хозяин ловко захлопнул дверь и подпер ее с внешней стороны здоровенной дубиной.
Мы были в гостях, и нам дали приют, но в то же самое время мы как бы находились под арестом. Хотя как не понять хозяев: чужие люди, неизвестно кто, а в доме столько добра!
Сено было свежим, недавно скошенным, от чего благоухание его забивало все остальные запахи: конюшни, расположенной с одного бока, и летней кухни — с другого. Аромат свежескошенного сена и молодая красивая женщина, с которой у тебя только вчера завязался роман: разве этого недостаточно для того, чтобы хоть на время забыть всякие свои злоключения?
Забравшись на высокий сеновал, мы поужинали хлебом с огурцами. Не слишком сытная трапеза, к тому же огурцы были исключительно уродливыми на вид — кривыми и бугристыми.
«Зато уж точно без всяких нитратов и пестицидов», — подумал я, с хрустом откусывая. Огурец оказался сладким и очень сочным. Уже после я понял, насколько иным может быть вкус овощей и фруктов, которые выращиваются без химических удобрений.
— Он скоро умрет, если не будет лечиться, — сказала Любава, когда мы заговорили о нашем новом знакомом. — Почему ты сказал ему только о еде и ничего не сказал о лечении?
— Какое может быть лечение? — буркнул я, давясь черствой лепешкой. — Если нет лекарств…
— А травы? — улыбнулась девушка. — От этой болезни хорошо подходит отвар из почек сирени или девясила. Разве ты не знал? А еще лекарь…
Она засмеялась, и мне стало обидно.
— А ты знаешь, что за болезнь у Феодора? — спросил я. — Ну, коллега, каков ваш диагноз?