Шлепали весла по водной глади, громко жаловались на жизнь бараны в своем закутке, свирепо порыкивали боевые псы, а мимо по обе стороны реки тянулись красивейшие пейзажи — заливные луга, рощи деревьев с пышно-зелеными купами, и редкие хуторки из двух-трех домов, с низкими соломенными крышами.

«Природа прекрасна во все века: деяния человеческие ужасны». Эту философскую фразу я прочитал когда-то давно в старинном медицинском труде. Тогда я не особо задумался об этом, а сейчас пришло время вспомнить…

Любава сделала свой отвар и пыталась влить его с глиняной плошки в рот несчастному Всеславу. Мальчик готов был пить, он еще надеялся выжить, хотя у меня на этот счет были самые мрачные предчувствия.

— Далеко ли до Киева? — спросил я у сидевшего рядом Вяргиса, и даже сам улыбнулся, подумав, как нелепо светски звучит этот вопрос. Таким тоном спрашивают у соседа по пульману ТЖВ, далеко ли до Брюсселя…

Но воин не ощутил юмора ситуации. Он дернул себя за длинные, наполовину седые усы и ответил:

— Два дня плыть. Или три, как погода будет. Но дело того стоит. Ты бывал в Киеве, знахарь?

Решив не сообщать о том, как однажды промаялся в аэропорту Борисполь во время вынужденной посадки, я отрицательно покачал головой.

— Киев — очень богатый город, — сообщил Вяргис. — Я бывал там два раза. Там много золота и серебра. Очень много, всем хватит. А если конунг разрешит всех жителей продать хазарам, то мы получим золота еще больше.

Говорил он это совершенно серьезно, и оставалось лишь поразиться прямоте и цельности натуры этих людей.

— Но я слышал, что Вольдемар сам собирается стать князем Киева, — сказал я. — Это так? Но тогда вряд ли он разрешит продать в рабство всех жителей. Над кем же он будет князем?

Вяргис на секунду задумался, даже наморщив лоб, отчего глубокая складка пролегла на нем. Явно мышление не было для него привычным занятием.

— Жители откуда-то потом появляются сами, — наконец сказал он, решив для себя вопрос. — Наверное, придут из других городов или из деревень вокруг. Киев ведь стольный город великого князя. Все хотят жить в таком богатом городе.

— Но город уже не будет богатым после того, как вы заберете из него все золото и уведете в рабство всех жителей, — заметил я. — Вряд ли Вольдемару захочется остаться князем над пустым и нищим городом.

Эта мысль показалась Вяргису неожиданной, и он хмуро глянул на меня исподлобья. Я решил прекратить опасный разговор и не злить старого воина понапрасну.

Любава напоила-таки мальчика своим отваром и теперь, вполне удовлетворенная, села рядом со мной, доверчиво положив голову мне на колени. Иногда я удивлялся ее откровенности…

— Кто это? — спросил я, указывая на деревянную колоду с изображениями на носу нашего струга.

Вяргис с Любавой невольно переглянулись. Я задал, видимо, совершенно дикий вопрос.

Наверное, так же посмотрели бы друг на друга два москвича, если кто-нибудь вдруг спросил бы у них, что такое Кремль или Красная площадь.

— Это богини, — неуверенно ответил Вяргис, не веря, что я действительно могу этого не знать. — Если их хорошо ублажить, они помогают нам повсюду. Поэтому мы всегда возим их с собой.

— А почему их три? — поинтересовался я, все еще не в силах привыкнуть к языческому ходу мышления.