— Оно, кажется, действительно свободнее у берега!
— Ну, сэр, — сказал Хозисон Алану, — попробуем ваш путь. Но думаю, что мы с тем же успехом могли бы довериться слепому скрипачу. Дай бог, чтобы вы были правы!
— Дай бог, чтобы я оказался прав! — ответил Алан. — Я слышал об этом пути. Ну что же, от судьбы не уйдешь.
Мне стало не по себе. Но я всё-же надеялся на лучшее — старший помощник ведь был с нами, и команда вполне достаточна для управления парусами. Но, на бога надейся… Я сходил в рубку за своей сумкой. Хотел было прихватить ещё пару пистолетов, но ограничился герметичным рогом пороха. Вес моих пожитков и так был таков, что прочно гарантировал мне резко отрицательную плавучесть.
Как только мы подошли близко к повороту берега, рифы стали попадаться то здесь, то там, на самом нашем пути. И мистер Риак то и дело кричал, чтобы мы переменили курс. Иногда он заявлял слишком поздно: один риф был так близок к наветренной стороне, что, когда на него налетела волна, брызги попали на палубу и промочили нас, как дождь.
В такую светлую ночь мы видели опасность ясно, как днем, и это, пожалуй, было тревожнее всего. Я видел и лицо капитана, стоявшего около рулевого: он переступал с ноги на ногу, дул себе на руки и все время прислушивался, вполне владея собой. Пусть ни он, ни его помощники в сражении не показали себя с хорошей стороны, но я заметил, что в своём деле они были храбры, между тем как Алан, к моему удивлению, сильно побледнел. Ну что же, у каждого свои фобии.
— О Дэвид, утонуть в море, — заговорил Алан, — это совсем не та смерть, о которой я мечтаю!
— Ничего, Алан, — воскликнул я, — выкрутимся и в этот раз. Кому на роду написано пасть в битве, тот не утонет.
— Надеюсь на это, — отвечал он, — но согласись сам, что это был бы неприятный конец.
К этому времени мы, лавируя то с одной, то с другой стороны, чтобы обойти риф, но все-таки придерживаясь ветра и берега, обошли Айону и стали направляться вдоль Мала. Прибой у поворота берега был очень силен и бросал бриг во все стороны. У руля были поставлены два матроса, а иногда им помогал ещё сам Хозисон. Шуан ничем не мог им помочь из-за своего ранения. Мне странно было видеть, как трое сильных мужчин наваливались всей тяжестью на румпель, а он, точно живое существо, сопротивлялся и откидывал их назад. Это было бы особенно опасно, если бы море в этом месте не очистилось от подводных скал. Кроме того, мистер Риак сообщил сверху, что видит впереди совершенно чистую поверхность.
— Вы были правы, — сказал Хозисон Алану. — Вы спасли бриг, сэр, и я припомню это, когда мы будем рассчитываться.
Я уверен, что он не только говорил совершенно искренне, но и сдержал бы своё слово: так привязан был он к «Завету».
Но это так и осталось только предположением, так как случилось иначе, чем мы надеялись. На самом деле расслабляться было ещё рано.
— Держите немного в сторону, — кричал мистер Риак, — риф с наветренной стороны!
В ту же минуту особенно большая волна ударила в бриг, который повернулся по ветру, как волчок, паруса опали, и вслед затем судно ударилось о риф с такой силой, что все мы попадали на палубу, а мистера Риака чуть не стряхнуло с мачты.
В одну минуту я был на ногах. Риф, о который мы ударились, находился близко от юго-западного края Мала, напротив маленького островка, по имени Эррейд, лежавшего плоской и темной массой у бакборта. Иногда волна разбивалась на самой палубе, иногда она только поднимала бриг на риф, так что мы каждый раз слышали сильный треск.
От страшного шума парусов, свиста ветра, блеска брызг при лунном свете и сознания опасности моя голова, должно быть, совсем закружилась, так что я с трудом понимал окружающее. Я видел, что мистер Риак и матросы возились с лодкой, и почти бессознательно побежал помогать им. Но только что я принялся за работу, как в голове моей прояснилось. Это было нелегким делом: лодка, находившаяся на середине судна, была набита цепями, а громадные волны беспрестанно заставляли нас бросать работу и стараться держаться на ногах. Но тем не менее все работали как волы, пока это было возможно.
Те из раненых, которые могли двигаться, вышли из переднего люка и начали по мере сил нам помогать, тогда как остальные, беспомощно лежавшие на койках, терзали слух громкими воплями и мольбами о спасении.
Капитан не принимал никакого участия в работе. Казалось, он лишился рассудка. Он стоял, держась за ванты, разговаривая сам с собой, и испускал громкие стоны, когда корабль колотился о скалы. Его бриг был ему дорог, как жена и дети; он мог ежедневно наблюдать жестокое обращение с бедным Рэнсомом, но когда дело шло о бриге, он, казалось, страдал вместе с ним.
За все время, что мы готовили лодку, я припоминаю только одно: глядя на берег, я спросил Алана, что это за место, а он отвечал, что хуже его ничего не может быть, так как оно принадлежит Кемпбеллам.