Два года назад, после того как Аве вынесли приговор, она начала бракоразводный процесс и вместе с Анри перебралась в квартиру в Лоуэр-Пак-Хайтс. Сначала она боялась, что сын будет недоволен таким ограниченным пространством, но оказалось, он может часами сидеть у окна, выходящего на Буш-стрит, и наблюдать за автомобилями, которые проносятся мимо. Она сама проводит время, подрабатывая регистратором в стоматологической клинике по соседству – наличие работы обязательно для успешного прохождения испытательного срока. Она не против – отвечает на звонки, записывает пациентов на приём к серьёзному, чуть грубоватому дантисту. На днях он подарил ей целую упаковку леденцов на палочке без сахара для Анри. Он единственный, кто согласился предоставить ей работу, несмотря на её судимость.

Она садится на корточки рядом с сыном.

– Что ты строишь, пещеру? – спрашивает она. – Ипподром? Американские горки?

Он молча крепит одну пластиковую плитку к другой. Она проверяет телефон и видит, что такси подъедет через несколько минут.

– Пожалуйста, ответь на мой вопрос.

– Это автобусная остановка, мам.

Её сердце сжимается. Она с гордостью смотрит на Марию. Каждый день Анри радует её новыми словами, и она понятия не имеет, как у него это получается. После полутора лет еженедельных визитов к логопеду врач сам предложил сократить их до ежемесячных. Она в последний раз целует сына в макушку и встаёт.

– Бумажка с номером Оли – на холодильнике, – говорит она Марии.

– Я знаю.

– Я буду звонить каждый вечер в шесть часов.

– Хорошо.

– Оли будет забирать его в пятницу вечером и привозить обратно в субботу вечером.

– Ава, – отвечает Мария, – мы это переживём.

– Хорошо, хорошо.

Она всегда будет признательна Марии за то, что та вернулась. Поначалу даже предложение полной оплаты за неполный рабочий день – до часу дня Анри был в детском саду – оставило её равнодушной. И наконец Ава изложила ей ту же речь, которую произнесла перед семьей, друзьями, потенциальными работодателями: что Винни воспользовалась ее уязвимостью, манипулировала ей, заставила совершить преступление. Что этот период совершенно точно остался позади. Она даже сжала руку Марии обеими руками и сказала: вы лучше всех знаете меня настоящую.

И что ответила Мария? На миг она склонила голову набок и посмотрела на Аву, и комната тут же наполнилась её громким смехом; эхом отдаваясь от стен, он раскатисто грохотал в ушах Авы.

Что? – хотела спросить Ава. – Что смешного?

Мария смеялась и смеялась, схватившись за живот, задыхаясь, утирая настоящие слёзы, которые катились из глаз, словно она была чёртовым смайликом.

– Ава, – отсмеявшись, сказала она, – на это иммигрантское дерьмо могут купиться белые, но не я.

Придя в себя, она поставила ей одно условие: чтобы Ава воздерживалась от разговоров о своей работе, о том, как прошёл день и как у неё настроение. Если это не имело отношения к Анри, Мария не хотела об этом знать.