Как бы он себя не оправдывал в глубине души жило понимание того, что подонок и преступник Король построил то, чему он, честный и неподкупный человек, не мог придумать альтернативы.

   Да, сволочь. Да, преступник. Но если бы не он, то кто? Ныне покойный Мастер? Или кто-нибудь из бригадиров? Несколько раз приходила Симоненко мысль бросить все и уехать к чертовой матери. Но кто будет на его месте? Тот, кого поставит Король?

   Симоненко сплюнул на песок, достал из кармана платок и вытер лицо и шею. Спортивную форму потерял, совсем потерял. Расклеился и размяк. Бутылка воды, которую десять минут назад принес сержант, теперь выступала пятнами на рубахе. Жарко и душно.

   Даже зевак почти нет на набережной. Симоненко посмотрел на циферблат ручных часов и присвистнул. Однако. Время тоже на месте не стоит. Но спать не хотелось. Не ушло еще раздражение и злость после телефонного разговора с Королем. Симоненко понимал, что сорвался, что больше уже нельзя будет делать вид, что они могут с Королем сотрудничать…

   И хер с ним, с этим сотрудничеством. Он был нужен Королю для того, чтобы поддерживать порядок и законность в угодных Королю рамках. И не справился.

   Король, правда, тоже выглядит теперь не лучшим образом. И голос по телефону у него был не самый веселый. Совсем смурной.

   Не то, чтобы Симоненко стало наплевать на то, кто именно убил всех этих людей. Тут была затронута его профессиональная честь, и Симоненко понимал, что будет искать убийц, даже если Король прикажет прекратить.

   Да какая, впрочем, честь! Нету ее уже у подполковника Симоненко, всю откозырял. И если что-то и подталкивало его сейчас, так это скорее обида пополам с азартом. Найду.

   Симоненко автоматически отвечал на вопросы, отдавал какие-то приказы, но все это происходило вне его. Сам же Симоненко с удивлением прислушивался к тому, как внутри его просыпается тот, о ком он уже стал забывать. Молодой чокнутый опер, который мог разбить фраеру морду, а мог отпустить пацана, впервые залетевшего на мелком криминале.

   Этот опер всякое дело воспринимал как личное и решал его как свое личное дело. И все знали, что этого опера нельзя уговорить, он должен быть уверен в своей правоте, и тогда никто его не остановит.

   И уже не начальник городской милиции подполковник Симоненко слышал, как эксперт, вытирая пот и отдуваясь сказал, уже не таясь следователю:

   – Такую ночь нужно засчитывать как смягчающие обстоятельства. У меня уже у самого возникло желание придушить кого-нибудь.

   Симоненко кивнул про себя. Подполковник должен был одернуть эксперта, а опер был с ним согласен. Ночь давила на людей словно камень. Симоненко поднял голову. Звезд и луны видно не было. Было такое впечатление, что сразу над уличными фонарями начиналась черная твердь. Как в склепе.

   – Товарищ подполковник! – откуда сбоку вынырнул сержант.

   – Что?

   – Вы просили сообщать обо всех неожиданностях…

   – И?..

   – Сейчас только сообщили – кто-то напал на патруль.

   – Точнее!

   – Мне сказали, что они попытались задержать угонщика автомобиля, а он… – сержант помялся, – или они, оказали сопротивление.