Пока он сделал паузу, чтобы перевести дыхание, Антуанетта снова принялась задавать свои вопросы.

- Ты не ответила мне, Кэсси. Разве ты не знаешь, что это невежливо игнорировать вопросы людей. Почему мужчинам не разрешено заводить подружек и нравилось ли твоему отцу развлекаться с ними?

Нескончаемое нервное напряжение наконец подтолкнуло Кэсси к пределу её терпения. Её ремень уже почти порвался, рука была вся в синяках и болела, а насмешливые слова Антуанетты и слащавый тон её речи вызывали в ней желание дать ей пощечину.

Вместо этого Кэсси так громко крикнула, что это заставило замолчать даже Марка.

- Немедленно прекратите! Это касается вас всех! – завопила она.

– Нельзя вести себя подобным образом в общественном месте! Существуют определённые правила поведения, которые нужно соблюдать, - Кэсси отдавала себе отчёт в том, что в её сторону поворачивается всё больше прохожих, но её настолько переполняла злость, что она уже не могла остановиться.

- Вы знаете правила, и сознательно их нарушаете. Это несправедливо по отношению ко мне, к другим детям, ко всем людям, присутствующим здесь и пытающимся наслаждаться сегодняшним днём. Я знаю, что сегодня исполнился год со смерти вашей мамы, но это не оправдывает подобного поведения. Оно совершенно недопустимо.

Кэсси тяжело дышала, её горло охрипло от крика. Наконец, Марк, казалось, почувствовал, что его отчитали – но Антуанетта улыбалась ещё более самодовольно, чем раньше, когда осмотрела толпу наблюдавших за ними зевак. Когда Кэсси обратила внимание на шокированные взгляды и комментарии окружающих, она слишком поздно поняла, насколько пагубные последствия имели её слова.

А затем она услышала всхлипывания позади себя.

Элла смотрела на неё своими широко раскрытыми глазами.

- Моя мама умерла? – спросила она дрожащим голосом. – Это значит, что она больше никогда не вернётся?

Застыв на месте, Кэсси смотрела на девочку, не в силах найти ни единого слова в ответ.

Элла тяжело вздохнула и издала пронзительный крик чистого горя.

Когда Кэсси взяла на руки ребёнка, пребывавшего в истерике, она поняла, какую ужасную ошибку совершила. Находясь в гневе, она рассказала Элле другую правду, отличную от той, которую сообщил девочке её собственный отец. И она поступила так, не посоветовавшись с Пьером и не выяснив, какова была достоверная версия произошедших в прошлом событий, и даже не узнав, почему Элле до сих пор не рассказали всё, как есть.

Пьер будет вне себя от ярости.

Оцепенев от отчаяния, Кэсси хотела бы повернуть время вспять и сдержать свои слова. Своим жестоким и гневным срывом она перешла все возможные границы. Когда Пьер узнает об этом – а это произойдёт, как только они вернутся домой – она ни секунды не сомневалась в том, что её тотчас же уволят.