«Мы знали и помнили, что русские платили нам дань»

Акежан Магжанович Кажегельдин

Родился в 1952 году в селе Георгиевка (Семипалатинская область Казахстана)

С 1991 по 1993 год – заместитель председателя Семипалатинского областного исполкома

С декабря 1993 по октябрь 1994 года – первый заместитель премьер-министра Казахстана; с 1994 по 1997 год – премьер-министр Казахстана

В 1996 году Институт Адама Смита (Лондон) присудил Кажегельдину звание «Реформатор года»

В 1998 году опубликовал книгу «Казахстан: право выбора», в которой раскритиковал казахстанскую политическую систему. В том же году выдвинул свою кандидатуру на президентские выборы, но против него завели уголовное дело

В 2002 году в Страсбурге политику вручили «Паспорт свободы» – почетный знак, который члены Европарламента выдают преследуемым по политическим причинам оппозиционерам

Интервью состоялось в октябре 2016 года

Участие в проекте Акежана Кажегельдина, возглавлявшего правительство Казахстана в 1994–1997 годах, может многих удивить – во времена распада СССР он не принимал важные государственные решения. Пожалуй, в Казахстане такая прерогатива была всего у одного человека – бессменного (с 1990 года) президента страны Нурсултана Назарбаева. Однако, к огромному сожалению, Нурсултан Абишевич после долгих переговоров отказался от встречи с представителем Фонда Гайдара.

С другой стороны, фигура Акежана Кажегельдина многое говорит о характере казахстанского лидера, которого называют основателем современного казахского государства, одного из самых успешных на пространстве СНГ. Назарбаев заметил Кажегельдина в провинциальном Семипалатинске, и во власть Акежан Магжанович попал исключительно благодаря своим деловым качествам и интеллекту, а не принадлежности к тому или иному властному клану. Не всякий советский или тем более постсоветский начальник, особенно в Центральной Азии с ее традиционной склонностью к непотизму, готов был проводить такую кадровую политику.

Кажегельдин – человек, сформированный в советской действительности, где инициативу ограничивала партийная дисциплина. При этом он быстро сумел найти себя в постсоветской реальности с ее рыночной экономикой. Именно Кажегельдину во время его премьерства удалось провести ряд масштабных экономических и социальных реформ, привлечь в страну крупные инвестиции и выстроить высокотехнологичный нефтегазовый сектор, ставший основой для мощного экономического роста. Но очевидно проявившиеся амбиции экс-премьера настроили против него серьезных противников во власти. В 1997 году Кажегельдин вынужден был уйти в отставку, а спустя год объявил о своем переходе в оппозицию и даже о готовности баллотироваться в президенты. Это выглядело уже как вызов самому Назарбаеву.

В результате Кажегельдин оказался фигурантом уголовного дела и был заочно приговорен к 10 годам заключения. Уже 18 лет он живет в эмиграции на Западе – с тех пор мы с ним и знакомы. За эти годы я много раз брал у него интервью, но никогда не слышал таких подробных и откровенных рассказов о событиях четвертьвековой давности.

– Вы когда-нибудь задумывались, что Советский Союз может перестать существовать и что Казахстан станет независимым?

– Мне приходила мысль, что с Советским Союзом произойдет нечто очень неординарное и, возможно, Коммунистическая партия перестанет быть правящей. Но что Союз перестанет существовать как государство, а Казахстан перестанет быть союзной республикой и будет самостоятельным, я не мог представить даже в самые острые моменты кризиса СССР.

– Вплоть до декабря 1991-го?

– Тогда впервые появилось тревожное ожидание. Не буду говорить, что я с фанфарами встречал август 1991 года. Все это время я внимательно изучал опыт Китая. Мне повезло встретиться с Аркадием Ивановичем Вольским (с 1985-го возглавлял комитет машиностроения ЦК КПСС; основатель Российского союза промышленников и предпринимателей. – Прим. ред.) – его уже нет, добрая ему память, – и за два года до распада СССР мы с ним ездили с большой делегацией промышленников в Пекин, а оттуда в несколько так называемых специальных экономических зон. Мы видели, как Китай начинает проводить свои реформы, и надеялись, что, возможно, КПСС тоже возьмется за это. Плюс ко всему все мы жили в преддверии второго Союзного договора, во время так называемого новоогаревского процесса.

– Получается, вы ездили в Китай спустя несколько месяцев после трагических событий на площади Тяньаньмэнь (серия студенческих протестов в Пекине, которые подавили с применением танков. – Прим. ред.)?

– Совершенно верно. Если помните, во всей неофициальной прессе тогда очень много говорилось о китайских реформах. Общественность, интеллигенция, мыслящие люди прекрасно понимали, что Союз в том виде, в каком он есть, сохранить невозможно. Уже произошли события в Прибалтике. Уже был виден тренд происходящего в Закавказье. Но у моего поколения ожидание было позитивное – а вдруг и вправду начнутся реформы. Тогда активно заговорили о том, что КПСС должна самореформироваться и взять процесс в свои руки.