– Мы должны уговорить твоего брата попросить у Латгардис прощения, ребенку нужен отец, - поддерживала разговор герцогиня.

– Уговаривай, если хочешь! Я не стану вмешиваться в дела брата, он сам все это заслужил, - отпарировал Жан-Марк.

– Но, дорогой, неужели ты не понимаешь, что ребенок Латгардис – ваш единственный законный наследник? - возмущалась герцогиня.

Впрочем, все беды, что происходили в семье ее мужа, уже не удивляли.

– Я-то понимаю, но, видимо, Теодор – нет! И если ему это неважно, мне тоже нет до этого дела. Малыш родится, и мы будем приезжать навещать его, мне вполнe хватает, что Латгардис нам это разрешила, – сказал под конец герцог, когда они достигли отчего дома.

Теодор встретил их во дворе.

Вид у герцога был неважным. Волосы в беспорядке, а лицо заплыло и словно заплакано. Герцог едва узнал родных ему людей.

Братья крепко обнялись.

– Теодор,ты должен взять себя в руки! – похлопал по спине Жан-Марк младшего брата.

– Как? Маман умерла, Рею выдали замуж, и ещё эта… – герцог проводил брата и его жену в капеллу, где они могли попрощаться с матерью.

Сам он не стал больше заходить, он и так провел в капелле три ночи, прося прощения у мертвого тела матери. Потому что при ее жизни у него никогда не было на это времени. Он присел на ступеньки капеллы и попросил принести ему вина.

К нему тихо подошла Лилиан.

– Всегда eсть надежда на лучшее. Маленькая, но есть.

Теодор едва не рассмеялся, отпивая с кувшина.

– Веришь в единорогов, как когда-то моя мать?

Лилиан спустилась по ступенькам и встала на против.

– Я верю в то, что видела своими глазами. Латгардис носит твоего ребенка. Ты должен попросить у нее прощения…

Теодор успел едва вскочить и забежать за угол, как его вырвало.

– Что ты такое болтаешь?! – рявкнул он, вернувшись к Лилиан.

– Мы были в Каркассо, она там, носит корону и ребенка. Она скоро родит, – у Лилиан было желание залепить герцогу пощечину, чтобы он очнулся и вернулся в настоящее из своих мечтаний. Но герцогиня сдержалась, только, гордо вскинув голову, ушла в замок.