— Мой номер наверху, 217. Буду ждать, лисичка!
Показывая журналистам, что отвечать на вопросы сегодня я более не намерен и обняв в знак благодарности некоторых моделей, я поднялся к себе в номер, в полной уверенности, что сегодняшняя ночь удалась на все сто.
Вопреки бытующему мнению, я не увидела черных коридоров, тоннелей со светом в конце, каких-либо комнат, страшного суда. Не было вначале ничего. Просто темнота и тишина, будто я лежу в темной комнате. Меня это даже разочаровало, но потом…
Я резко села в кровати и попыталась оглянуться по сторонам. Меня окружала кромешная тьма, но я нащупала на прикроватной тумбочке спички и разожгла свечу. То, что предстало моему взору, меня слегка ошеломило.
— Твою ж мать…
Я вновь оказалась в своей комнате. За окном бушевала стихия, грозившая вырвать с корнем все деревья, сорвать крыши со всех домов города и раскурочить все автомобили, какие только встанут на ее пути. Стихия билась в окно, но в комнате было тихо, тепло и уютно.
Обессилено упав на подушки, я негодовала. Меня ударило молнией! Я помню это ощущение всеми клеточками своего естества. Помню это жгуче-колючее ощущение боли и судороги. Как меня разрывает изнутри. Помню, как остановилось сердце, его последний толчок… и помню то томительное блаженство и ощущение свободы…
— Что за нахрен? — воскликнула я, пытаясь убедить себя, что не схожу с ума, что я не гребаная психопатка.
— Тебе пора перестать сквернословить, — донесся ласковый голос из угла комнаты. Я медленно перевела взгляд, а затем и вовсе подняла голову, соображая, кто это может быть. Голос явно незнакомый. В углу комнаты, на обитом красной парчой стульчике, восседала ослепительной красоты обнаженная женщина. Ее золотистые волосы, своими кудрями ласкавшие тело обладательницы до самых округлых бедер, излучали сияние. От всей нежно-розовой кожи исходил мягкий, струящийся теплом и любовью свет. Казалось, аура любви и блаженства заполняет всю комнату, все тело, до основания, каждый его самый темный и лишенный доселе любви уголок. Не в силах сопротивляться, я как дурочка расплылась в счастливой улыбке. Голая баба в моей комнате ночью. Расскажу Нефриту — не поверит!
— Вы прекрасны, — падая с кровати на колени, я подползла к женщине и принялась целовать ноги появившемуся в моей комнате наваждению. Внутри все трепетало, а сердце, казалось, разорвет мою грудь. Теперь я ничуть не сомневалась, что, наконец, мой земной путь завершился, и я могу обрести покой там, где красота принадлежит вечности. Вместо пресловутой двери за мной пришла прекрасная богиня. Не соображая, будто в глубоком сне, я продолжала покрывать поцелуями ее ноги, пока женщина мягко не улыбнулась и не накрыла мои руки своими теплыми ладонями.
— Дочь моя, ты не менее прекрасна. Твоя красота — твой дар. Ты — мое земное воплощение и в тебе мое продолжение.
— Кто ты? Ты Господь? — не отрывая восторженного взгляда от великолепного создания, бессознательно протянула я. Она лишь мягко улыбнулась.
— Глупенькая… можешь считать меня своим ангелом-хранителем. У Господа на твой счет великие планы, дорогая! Не смей больше неразумно распоряжаться тем даром, который преподнес тебе господь — твоей жизнью. У Господа на счет тебя далекие планы, — повторила она с лаской и любовью в голосе. — Но в третий раз тебе никто не сможет помочь. Даже я.
Едва понимая смысл слов, которые произносила женщина, я все дальше проваливалась в небытие, пока мое сознание, наконец, не растворилось окончательно.
Через неделю Катилина Астрид Мередит все же умерла. Умерла прежняя Катилина Астрид Мередит, но свету явилось совершенно новое создание, исполненное слепой веры в то, что она обрела смысл своей жизни. И пусть это был всего лишь сон, наваждение, но я теперь знаю, что выбрана для высшей цели и должна жить, чтобы служить ему — своему Господу. Мое сердце наполнилось теплотой и любовью.
Я задумалась над тем, какое желание так страстно владело моим умом в течение последних дней. Я хотела умереть. Сейчас я так явственно ощущаю, какой была идиоткой. И как сложно мне было понять это дьявольское наваждение, как можно стремиться, во что бы то ни стало расквитаться со своей жизнью. Она — единственное, что принадлежит практически безраздельно НАМ, она — это единственное, чем мы можем владеть и распоряжаться, а там… за гранью, там ничего нет и я уже не смогу наблюдать те небольшие, но все же прелести жизни, я никогда не смогу стать матерью, обрести любовь всей своей жизни, в конце концов, у меня никогда не будет секса с мужчиной, которого я люблю и хочу. Что б меня, разве ради того, чтобы все это сделать не стоит жить? Раз мы все существуем и наделены разумом, значит, наверное, это кому-нибудь нужно?
Честно признаться, я до конца сама не понимала своих мыслей и действий. Но решительно была настроена на то, что жить мне хочется больше, чем умирать, к тому же, в этом дурацком сне приснилось, что у меня осталась всего одна жизнь. Собственно, мне итак уже перепало больше, чем другим. Но с этого момента я твердо решила, что пора прекратить жаловаться и стонать, что все плохо и встать на путь исправления. Как? Просто начать жить! В конце концов, я не голодаю, у меня есть крыша над головой, есть работа, любящая тетка и гламурная ехидна-сестрица. Да, к сожалению, моя жизнь началась лишь в 22 года.
За окном стояла отличная солнечная погода, хотя, казалось, что солнце уже шло по направлению к горизонту, но небо еще не налилось кровью. Интересно, сколько я проспала? За дверью послышались встревоженные разговоры и тихие всхлипывания Бэтти. Моя гувернантка никогда не отличалась особым умом или сентиментальностью, однако была весьма дружелюбна и исполнительна. Пожалуй, она единственная, кого я могла переносить в периоды жутких депрессий дольше пятнадцати минут. Пытаться свести счеты с жизнью мне не в первой. Раньше всегда кто-то приходил на помощь прежде, чем я совершала необдуманные поступки, однако сейчас кто-то словно дал мне второй, а затем и третий шанс, который я ни за что не упущу.
Накинув на плечи халат нежно-персикового цвета, я шмыгнула за дверь.
— Бэтти, все в порядке?