– Да. Врач отложил операцию и назначил лечение.

В груди неприятно колет. Я думала, Шахов об этом знает.

Он подходит и берет мои ладони. Чувствительность вернулась наполовину. И это уже не неприятные ощущения, как было вначале. Григорий переворачивает свою руку и сравнивает с моей. Шрамы похожи, но не идентичны. О чем я и говорю вслух.

Он улыбается.

Когда вижу его улыбку, странное тепло щекочет изнутри. Может, это огромная глупость – всецело доверять такому человеку, как Шахов, но, находясь рядом с ним, именно это я и делаю. Не понимаю, как несколько недель назад могла отказаться от предложения перевезти свои вещи в его квартиру. Сейчас бы здесь явно не было настолько пыльно и безжизненно.

Шахов отпускает мои руки и гладит меня пальцем по щеке. Это так волнующе, что с головы до ног покрываюсь мурашками.

– Я соскучился, Ася.

Не Агния, а Ася. Григорий редко называет меня сокращенным именем. Вероятно, я совсем без памяти влюблена, но рядом с Шаховым невозможно оставаться спокойной.

Григорий смотрит на меня внимательно, так пристально, будто видит все мои страхи, всю меня, какая есть. Не исключено, что видел с самого начала.

– Может, ты больше не будешь пить? – киваю на бутылку на столе.

Не хочу, чтобы он топил грусть и усталость в алкоголе.

– Буду. Нужно отключить мозги. Если ты голодна, я закажу еду.

– Хочешь устроить что-то вроде ночи откровений на кухне? Я не против.

Шахов хмыкает и берет телефон. Отдает Дмитрию распоряжение привезти что-нибудь из еды, которую я люблю. После этого охранник может быть свободен до утра.

Значит, сегодня я не вернусь домой. Это хорошо.

– Можно мне завтра поехать с тобой на кладбище?

Шахов садится на стул и переводит взгляд в окно.

– Ты этого хочешь? – уточняет без эмоций.

– Да, – отвечаю честно.

Слышится протяжный вздох. Григорий трет лицо, а потом мрачно произносит: