— Возможно, вам следовало бы там и оставаться, дабы сохранить эти милые иллюзии на наш счет?

— Вполне возможно… Ну а теперь мне надо бежать.

— Так рано?

— Вы очень любезны, но не обижайтесь на меня: я пообещала подруге пойти с ней на коктейль к одному посольскому атташе, с которым она горит желанием познакомиться. Предполагаю заранее — там будет ужасно скучно!

— Тогда оставайтесь со мной!

— Жофруа, ну как вы относитесь к светским обязанностям дамы, столь милым моей матушке!

— Следует заметить, что для человека, так мало с ней жившего, вы слишком хорошо знаете ее привычки.

— Увы! Никто, кроме меня, не может оценить ее истинные достоинства! Итак, до скорой встречи?.. Вы часто бываете в этом клубе?

— Не чаще, чем вы.

— Меня здесь видят впервые.

— Я это заметил. Могу ли я вам позвонить?

— При условии, если вы это сделаете ранним утром! Я просыпаюсь с зарей.

— Ваша мать этим не отличалась…

Она посмотрела на него крайне удивленно.

— Я все больше склоняюсь к мысли, что вы ее знали слишком хорошо. Запишите мой номер: Бальзак 18–32.

— Держу пари — это телефон Иды!

— Иды? Впрочем, вы правы, называя ее по имени. Все, говорившие со мной о ней, называли ее так. Это даже странно: у меня всегда было ощущение, что произносить ее имя вместо «ваша мать» или «мадам Килинг» было сильнее их. Вот вы, так хорошо знавший ее, могли бы вы вообразить для нее другое имя? По-моему, нынешнее ей очень подходит.

Он ничего не ответил, зная уже давно, что Ида — единственная в своем роде…

— Один из ее хороших друзей, — продолжала девушка, — мне рассказывал, что мать обожала заставлять совсем юных мальчиков называть ее на «ты».

Поскольку он по-прежнему молчал, спросила: