– Осмелюсь сказать, так и было в конце XIX – начале XX века, – широко улыбнулся Эйб, – но я понимаю, почему вы, джентльмены, нашли театр гораздо перспективнее. Спасибо за уделенное время и за кофе.
Из окна оба партнера по дизайну наблюдали, как худощавая фигура Эйба движется к респектабельного вида полицейской машине без опознавательных знаков.
– Он очень, очень умен, – сказал Руфус.
– Определенно достаточно умен для того, чтобы отличить пайетки от стекляруса. Руфус, любовь моя, я предлагаю нам быть чрезвычайно отзывчивыми и услужливыми.
– Что меня беспокоит, так это то, что мы ничего не узнаем! – досадливо воскликнул Руфус. – Геи не пользуются популярностью в этом месяце.
– И в этом году тоже. Не важно, мы можем попробовать. – Последовал один из тех самых, бурных вздохов, голос Ра снова сделался усталым. – А пока что, Руфус, нам надо разобраться с морем выблеванного виноградного сока. – Он вдруг остановился, как громом пораженный. –
– Открыть повсюду сундуки с сокровищами!
– Водопад золотой мишуры!
– Он должен барахтаться на исполинской пуф-груше, набитой золотыми монетами, хотя такую нелегко будет изобразить убедительно…
– Нет, не пуф-груша! Озеро золотой пыли у подножия водопада из мишуры, дубина! Он купается в своей печали!
Руфус хихикнул.
– Ему придется затянуться в трико, а не то мишура будет проникать во все отверстия.
Ра заревел от смеха.
– Разве Роджеру Дартмонту привыкать? Он и так испражняется фиалками – а будет золотом, это даже лучше.
Продолжая смешливо похрюкивать над стареющей бродвейской звездой, бессмертным Роджером Дартмонтом, Ра Танаис и Руфус Ингэм вернулись к работе, вдохновленные, охваченные свежим энтузиазмом.
Едва вернувшись со своего собеседования с дуэтом дизайнеров, Эйб отправился прямиком к Хэнку Джонсу.
– Как дела, Хэнк?
Карандаш продолжал двигаться по бумаге.
– У меня есть предложение, сэр.
– Валяй.