Меган кивает. И тут меня накрывает головная боль. Все на секунду темнеет.

Я открываю глаза. Меган смотрит на меня, засунув большой палец в ротик.

«ПРОДОЛЖАЙ».

— Оставь меня в покое! — кричу я, пытаясь прогнать голос из своей головы. Меган сжимается от страха. — Нет, малышка, нет, я это не тебе…

«ПРОДОЛЖАЙ РАБОТАТЬ!»

Я повинуюсь ее команде, словно марионетка. Перехожу из одной комнаты в другую, запирая двери и окна. Меган идет за мной и внимательно смотрит. В этот раз все гораздо хуже, чем обычно. Меган пытается схватить меня за юбку, но я отталкиваю ее.

«ТЫ ЕЕ НЕНАВИДИШЬ».

И на секунду так оно и есть. Я смотрю на дочь и испытываю жгучую ненависть. Но потом это чувство тухнет, как спичка, и не остается ничего, кроме вины, печали и страха. Жуткого страха.

Через несколько минут все готово.

«ИДИ НА КУХНЮ».

Я иду, хоть и не знаю зачем.

«ПОДОЙДИ К ПЛИТЕ».

«ВЫКЛЮЧИ РОЗЖИГ».

Нет… нет…

Но я не могу не повиноваться.

«ВКЛЮЧИ КОНФОРКИ. ВСЕ ДО ОДНОЙ. ОТКРОЙ ГАЗ В ДУХОВКЕ. РАСПАХНИ ДВЕРЦУ».

Я плачу, и Меган тоже плачет из-за того, что плачу я. Она похлопывает меня по спине. Я в ужасе, потому что во мне пульсирует ненависть к ней. Мне отвратительны ее прикосновения.

Я отстраняюсь от нее, и мой взгляд падает на ее ручку. На ней подаренный мамой браслет: с ленточки свисает половина сердечка, которая соединяется с моей. Я нагибаюсь и дотрагиваюсь до браслета. Подношу запястье Меган к губам и целую его.

Потом я встаю, беру ее за руку и тащу в холл. Она кричит, плачет, пытается вырваться. Спрашивает: «ЗАЧЕМ? ЗАЧЕМ? ЗАЧЕМ?»

«НЕТ», — говорит голос.