– Ой, – прозвучало внутри казармы с оттенком почтительного удивления, – шаман Петрович войти. Пожалуйста-пожалуйста. Мы тебе очень рад.
Петрович вошел и прикрыл за собой дверь. Внутри было светло так, что после уличной темноты пришлось даже зажмурился. Кроме того, там было просто жарко. Дымоходная стена просто исходила волнами зноя. Как следует протопив очаги, намерзнувшиеся за предыдущие ночи женщины превратили свое жилье в какое-то подобие парилки, и теперь сидели и лежали на покрытых шкурами нарах в одних лишь кожаных мини-трусиках, напрочь скинув свои юбочки и топики. Увидев эту картину, Сергей Петрович еще раз зажмурился. В Лизиной бригаде девочки были от пятнадцати и младше, и смотреть на их почти обнаженные тела ему было стыдно, хотя сами девочки были совсем не против показать себя с лучшей стороны, и вертелись перед ним как могли – тем более что верхний ярус нар, где обитала молодежь, находился как раз чуть ниже уровня его глаз.
Взрослые полуафриканки и проштрафившиеся два месяца назад женщины бывшего клана Лани вели себя более степенно, прелестей напоказ не демонстрировали, но и скрывать тоже ничего не пытались, очевидно решив, что свое от них никуда не уйдет. Шаман Петрович обещал, что у всех них будут свои мужчины – значит, будут, надо только все делать правильно. О том, что правильно, а что неправильно, представления были самые смутные, но ведь факт – такой теплой, красивой и уютной пещеры не было и нет больше ни в одном клане.
«Кстати, – подумал шаман, – вот еще одна забота. Если у девочек и женщин бывшего клана Лани в наличии имелась более-менее теплая осенняя одежда, состоящая из кожаных мокасин, парки и штанов, то полуафриканок в ближайшее время надо будет одевать с головы до ног; и вопрос, хватит ли на это шкур, добытых охотниками в последнее время и взятых из запасов клана Лани. Кроме всего прочего, эти комплекты одежды для тридцать одной женщины и девочки еще кто-то должен сшить, и это в условиях гонки со временем, когда необходимо заканчивать стройку…»
Как следует согревшись, он вышел на холодный ночной воздух, перед уходом решив, что проштрафившуюся женщину из бывшего клана Лани по имени Акса пора уже переводить из бригады Антона Игоревича на щадящие работы по кухне у Марины Витальевны – уж слишком большой у нее стал живот.
Когда подъехал коллега, наконец-то раскочегаривший свой пепелац, на востоке уже разгоралась тоненькая полоска зари. Начинался новый день, и до восхода солнца оставалось меньше часа. Да, поспать сегодня больше не удастся. Для того чтобы загрузить увесистую тушку косолапого в кузов, потребовалось снова звать на помощь женщин из казармы.
Когда медведь был погружен, задний борт в кузове установлен, а женщины отпущены в казарму приводить себя в порядок, Антон Игоревич сел рядом с водителем, Петрович залез в кузов и уселся на медвежью тушу – и таким образом они триумфально вернулись в береговой лагерь, где их уже ожидала женская делегация во главе с Мариной Витальевной, Лялей и Лизой.
– Что это, Петрович? – спросила Ляля у Сергея Петровича, едва тот спрыгнул из кузова остановившегося УАЗа.
– Это, Лялечка, – ответил Сергей Петрович, хитро улыбаясь, – твоя новая зимняя шуба. Правда, в ней пока еще медведь, но мы его сейчас оттуда вытряхнем.
– Так значит, шуба? – переспросила та.– Ты, милый, только не отпирайся, Андрей Викторович нам с Лизкой уже все-все-все рассказал.
– А я, Лялечка, и не отпираюсь, – сказал Сергей Петрович, – просто так получилось.
– Ты, Петрович, – жарко сказала Ляля, обнимая супруга за шею, – больше никогда так не делай. Ты знаешь, как я испугалась, милый? Пусть всяких там медведей, тигров, львов и мамонтов убивает Андрей Викторович, у него такая работа. А ты нам нужен живой и здоровый. Ну, пожалуйста, Петрович…
– Хорошо, Лялечка, – покаянно сказал тот, – я больше так не буду.
– Спасибо, Петрович, – сказала Ляля и лукаво посмотрела на медвежью тушу. – А что касается шубы, то неужели ты думаешь, что я когда-нибудь буду такой же толстой, как этот несчастный топтыгин? Да никогда! Тут хватит на шубки нам всем четверым, и еще останется, ведь все твои жены – очень стройные и изящные дамы.
– Тогда, Лялечка, – сказал Сергей Петрович, – если делить на четверых, то получатся не шубы, а скорее полушубки.
– Ну и пусть, – заявила Ляля, – не люблю длинных шуб. Представляешь, Петрович, прихожу я в наш интернат, вся такая красивая и в медвежьей дубленке… Да все девки бы просто умерли бы от зависти!
–Это негуманно, Лялечка – из пустого тщеславия убивать столько невинных людей…
– Знаю, Петрович, – вздохнула Ляля, – потому и хочу, чтобы в нашей семье все было по-честному. Если шубы – так у всех, любовь – тоже всем поровну. Я не жадная – пусть всем будет хорошо!
– Спасибо, Лялечка, – сказал Сергей Петрович, – именно за это я тебя и люблю.
Тем временем Антон Игоревич вел со своей супружницей нелегкий разговор.