— Да. Все в порядке?

— Нет.

— Почему бы тебе не поболтать с Блейком? Смотри, вон он сидит читает.

— Почему бы тебе не перестать лезть в мои дела?

Хлоя пошла было прочь от школьных ворот, но вдруг развернулась с виноватым видом:

— Прости, мам. У меня все в порядке.

— Я тебя люблю, — сказала Александра и, послав тревожный воздушный поцелуй дочери, проводила ее взглядом до скамейки, стоящей в стороне от шумных школьников.

Потом повернулась к Джоанне и заговорила голосом, в котором слышалась нескрываемая угроза:

— Послушайте. Я буду бороться за Хлою, и я выиграю суд, но я ни за что не стану настраивать ее против отца. Как бы сильно я ни ненавидела его последние годы, я решила молчать. Я не политик. Я не играю в грязные игры и не очерняю конкурентов. Иногда сделать это бывает очень непросто. Но я не хочу, чтобы моя дочь росла с чувством ненависти к собственному отцу. Это сломает ей жизнь. Да, в последние две недели она вела себя ужасно, но вообще-то она — нормальная, веселая девочка. Она не хочет жить с ним — с вами — и страшно злится, что он оказался таким хреновым отцом, но все равно она его любит. И для того чтобы она выросла счастливой, очень важно, чтобы все так и оставалось: чтобы он и дальше был потрясающе успешным папой, который любит ее, хоть и издалека. Поэтому, что бы вы там ни придумали, чтобы нам помочь, я вас очень прошу держаться подальше от Хлои и не очернять образ ее отца.

Александра понизила голос:

— Мы не сестры по несчастью. Больше мне не звоните.

Затем развернулась и ушла. А Джоанна с ее идиотским планом так и стояла у школьного здания в квартале под названием Кобург.

Мимо пронеслась машина, шваркнув по ее сумочке.

— Сойди с дороги, ненормальная! — Водитель давил на клаксон, пока не скрылся за поворотом.

Джоанна спохватилась: глупо стоять посреди проезжей части. Другие пешеходы ждали трамвая на тротуаре. Она вцепилась в сумку, шагнула на тротуар и уставилась на трамвайные пути.

Она-то надеялась, что к этому моменту уже начнет улыбаться, но теперь губы отяжелели, их уголкам уже никогда не подняться. Джоанна не отрывала глаз от рельсов. Она ведь собиралась только убедиться, что Алистер не подбросил бывшей жене никаких улик и что у Хлои все хорошо и она в безопасности, а потом сразу пойти в отделение полиции и сбросить наконец с плеч груз вины. Даже мечтала, что Александра захочет пойти с ней вместе.

Надо же быть такой идиоткой.

Оцепенев, Джоанна смотрела на рельсы, ведущие назад, туда, где ей предстояло встретиться с Алистером. Однажды она уже испортила жизнь Хлое. И не станет делать этого снова. Она не станет превращать счастливую девочку с невероятно успешным, хоть и далеким, папой в несчастную дочь того, кто закопал ее единокровного брата, соврал полиции, соврал всему миру, соврал ей самой.

По другой стороне улицы шли мужчина и женщина и между ними — их маленькая дочь. За одну руку девочку держала мама, за другую — папа, они считали до трех и — уи-и-и! — перекидывали дочку на несколько шагов вперед. Джоанна вспомнила, что говорила мать, когда отец их бросил: надо забыть о нем; ему нет до нее никакого дела, а значит, и ей не должно быть никакого дела до него; он — плохой человек, он — эгоист.

О, психолог полагала, что это страшно важно — что Джоанна влюбилась в Алистера вскоре после смерти матери.