На Юге Вы, наверное, ожили; после нашей сырости, холода, хмурого свинцового неба — увидать южное ласковое солнце, сверкающее море, да ведь сразу духом воспрянешь. Хлопочете на постройке [95], ходите к Синани [96], на набережную, пьете нарзан, все по-старому, конечно, только без актрисы Книппер. А актриса на другой день Вашего отъезда хандрила и не пошла к вам, как обещала Марии Павловне, а в пятницу лежала замертво от головной боли; вечером сидела у меня сестра писателя Чехова, я слушала ее милый, ласковый, тихий голос, смех, который я так люблю.
Вчера перед репетицией зашла к вам, видела М. С. Малкиель, Лику (pardon, что так называю) и Левитана. В Вашем кабинете стоит диван, висит Ваш большой портрет, уютно там, хорошо, и я абонировалась на угол дивана, прямо против портрета, буду приходить и сидеть.
Репетиции «Дяди Вани» вчера не было. Приехал Влад. Ив. и открыл министерский кабинет, пошли разговоры, исповеди и решили репетицию отменить. Вечером труппа приветствовала Конст. Серг. — он очень поправился, повеселел, набрался сил, так что держись! Сегодня был генеральный смотр «Грозного» [97]. В общем остались довольны, кажется. Санин от волнения чуть пальцы не отгрыз вместе с ногтями [98].
Сегодня мы с Марией Павловной были в Малом театре на генеральной репетиции «Эгмонта». Гликерия Николаевна затащила нас во второй ряд — тут же восседали Теляковский, Нелидов et com-nie [99]. Насмотрелась я вдоволь на это милое начальство — просто восторг! Мы еле сдерживались от смеху, слушая его замечания — то подошвы южинских сапог слишком белы, то стул нехорош, то шнурочек на плаще Южина [100] ему не нравится, и т. п. — про игру ни слова.
Уж и физиономия же у него! Вспомнила Вас, его разговоры о «Дяде Ване» и внутренне помирала со смеху. Глик. Николаевна, бедная, все плакала, да, и не от игры, а что «это исторически верно», да и где ж теперь услышишь такие хорошие слова — умереть за родину!
Играли, как всегда в Малом, — с сильным оттенком скуки. Южин по внешности был великолепный Эгмонт и играл хорошо.
Вы бы, наверное, не вытерпели среди этой компании, где мы сидели, и удрали бы. Познакомились с Кондратьевым — представился как мой верный поклонник, сильно интриговавший против меня, — чтобы я перешла к ним. Одним словом, насмотрелась я ценителей искусства.
Надоела я Вам, писатель, правда? Если захочется, напишите тепленькое письмецо, а не захочется — не пишите лучше совсем. Кланяйтесь Срединым. Вы ходите к ним? А обедаете Вы каждый день? Смотрите, питайтесь хорошенько. Ну, спите спокойно, будьте здоровы.
Жму Вашу руку.
А. П. Чехов — О. Л. Книппер
Милая актриса, отвечаю на все Ваши вопросы. Доехал я благополучно. Мои спутники уступили мне место внизу, потом устроилось так, что в купе осталось только двое: я да один молодой армянин. По нескольку раз в день я пил чай, всякий раз по три стакана, с лимоном, солидно, не спеша. Все, что было в корзине, я съел. Но нахожу, что возиться с корзиной и бегать на станцию за кипятком — это дело несерьезное, это подрывает престиж Художественного театра. До Курска было холодно, потом стало теплеть, и в Севастополе было уже совсем жарко. В Ялте остановился в собственном доме и теперь живу тут, оберегаемый верным Мустафою. Обедаю не каждый день, потому что ходить в город далеко, а возиться с керосиновой кухней мешает опять-таки престиж. По вечерам ем сыр. Видаюсь с Синани. У Срединых был уже два раза; Вашу фотографию они осматривали с умилением, конфеты съели. Л. В. чувствует себя сносно. Нарзана не пью. Что еще? В саду почти не бываю, а сижу больше дома и думаю о Вас. И проезжая мимо Бахчисарая, я думал о Вас и вспоминал, как мы путешествовали [101]. Милая, необыкновенная актриса, замечательная женщина, если бы Вы знали, как обрадовало меня Ваше письмо. Кланяюсь Вам низко, низко, так низко, что касаюсь лбом дна своего колодезя, в котором уже дорылись до 8 саж. Я привык к Вам и теперь скучаю и никак не могу помириться с мыслью, что не увижу Вас до весны; я злюсь — одним словом, если бы Наденька [102] узнала, что творится у меня в душе, то была бы история.
В Ялте чудесная погода, только ни к селу ни к городу вот уже два дня идет дождь, стало грязно и приходится надевать калоши. По стенам от сырости ползают сколопендры, в саду прыгают жабы и молодые крокодилы. Зеленый гад в цветочном горшке, который Вы дали мне и который я довез благополучно, сидит теперь в саду и греется на солнце.
Пришла эскадра. Смотрю на нее в бинокль.
В театре оперетка. Дрессированные блохи продолжают служить святому искусству. Денег у меня нет. Гости приходят часто. В общем скучно, и скука праздная, бессмысленная.
Ну, крепко жму и целую Вашу руку. Будьте здоровы, веселы, счастливы, работайте, прыгайте, увлекайтесь, пойте и, если можно, не забывайте заштатного писателя, Вашего усердного поклонника
О. Л. Книппер — А. П. Чехову