Мы хохотнули.

– Над кем бы вы смеялись, если бы меня не было, – с обиженной физиономией заявил Филька.

Но его оскорбленный вид был подпорчен появлением из-за пазухи усатого носа шорька. Его обычно повисшие уши торчали лопухами над хитрой острой мордочкой. Убедившись, что опасность миновала, он по-деловому выбрался целиком, шмыгнул к плечу Ровнялы и жалобно заголосил: «Иэээх. Иэээх».

– Вот даже зверь понимает, что есть давно пора, – прокомментировал заунывные стоны Филька. – А вы всё о гадких разбойниках.

– Скалёныш, нельзя сейчас останавливаться, – ответил я. – Далеко нам. Придется коней загонять, чтобы заночевать под крышей, а не в лесу.

– Руки-то у вас свободные. Давайте, я нарежу, вы на ходу поедите.

Вот так и обнаруживается польза в отряде от бесполезного, на первый взгляд, человека. Пироги зашли на ура под воду из фляг. Когда солнце поднялось в зенит и стало совсем жарко, мы всё же сделали остановку у ручья. Лошадям нужен был отдых. Нам тоже… освежиться и облегчиться.

Пончик рванул в лес первым и притащил валежину с Пипку ростом. Он и Гроза остались разводить костёр в тени большого дерева на опушке. Шорёк поддерживал их сверху цоканьем. Остальные потянулись вглубь чащи. Не свиньи же мы – возле костра гадить. Чтобы Филька опять не потерялся, я потащил его с собой. Отойдя на достаточное расстояние от стоянки, стал распускать вязки на штанах.

– Ой! – пискнул парень.

– Что такое?

– Ой, что-то у меня живот прихватило! – бочком двинулся он в кусты.

– А. Ну ты там пошустрее.

– Тут уж как выйдет, дяденька Дикий. Ой! – он схватился за живот.

– Выйдет, выйдет. Всё выйдет! Но ты, пожалуй, не засиживайся.

Действительно, над кем бы мы смеялись, если бы не Филька?

В прохладной тени у ручья было очень хорошо, и есть практически не хотелось, поэтому мы перекусили утренними запасами, запив травяным чаем. По моим прикидкам, мы должны были преодолеть почти половину пути. Ехать предстояло еще долго, и всё же я позволил людям немного поваляться на траве и отдохнуть. Пипка попытался сбежать в лес, но я представил, сколько мы его будем вылавливать, и заставил клятвенно пообещать, что только до кустов и обратно. Тот погрустнел, но пообещал. За этим пострелёнышем нужен глаз да глаз.

Вернулся он с охапкой листиков, каких-то цветов, и сразу развил бурную деятельность, вынув из сумки несколько пузырьков, потемневшую от времени ступку со сколом на краю и пестик. Мы тронулись, а Филька сосредоточенно растирал в ступке свои находки, разбавляя понемногу водой, и с помощью ножа перекладывал получившуюся кашицу в пузырьки. А затем достал из своего необъятного мешка потертую кисточку и, прикусив губу от усердия, стал раскрашивать деревянную фигурку птички. Краски-морилки не отличались разнообразием: желтая, коричневая, сине-черная, бордово-коричневая. Но, используя их, мальчишка создавал потрясающие узоры. Маленькая плоская птичка стала яркой и нарядной.

– Продашь? – попросил я.

– Подарю! – улыбнулся ясным солнышком Филька.

Он покопался в своём мешке и вынул оттуда связку кожаных шнурков. Хитро просунув в дырочку петельку, он протянул мне игрушку. Я наклонился с коня, чтобы взять.