- Вперед!

САУ только вновь двинулась с места, как ее потряс сильный удар о броню. Прямое попадание. Машину круто развернуло в сторону. Шевцов попытался выровнять ее - не получилось: перебита гусеница.

- Покинуть машину! - приказал Чапай.

По боевому расчету водитель должен выходить из машины последним. Все уже выбрались наружу, а Шевцов замешкался. Хотел заменить шлемофон на шапку. Но где она? Шарил в темноте - нет шапки, запропастилась. А черт с нею! Только вылез из люка, как рядом всплеск огня и оглушительный взрыв, слились воедино. Шевцова бросило наземь. На какое-то время потерял сознание. Очнулся: машина дымит, резкая боль в ноге. Снова потерял сознание

Только через час подобрали его санитары. Рана оказалась тяжелой: перебита большая берцовая кость. В полевом госпитале ему оказали первую помощь, наложили гипс. Когда пришел в себя, все допытывался у соседей, таких же, как и он, раненых, не знают ли они что-нибудь про их батарею, про Чапая, наводчика старшину Ендовицкого? Нет, не знали. Так и не удалось Шевцову выяснить судьбу боевых товарищей. Очень жалел он об этом.

Все это вспомнилось Николаю Степановичу в тот вечер, как повесть о санитарном поезде вернула его в мыслях к тем дням, что предшествовали его ранению, пребыванию в госпитале.

В запасном офицерском полку в Горьком, куда он прибыл после госпиталя, ему улыбнулась неожиданная удача. Командиром полка оказался земляк, из Семеновки, и тот благосклонно разрешил ему съездить домой, в краткосрочный отпуск.

В Чернооково Шевцов приехал в начале марта. Добираться пришлось с трудом: где пассажирским поездом, где товарняком или на попутной машине, а то и пешком. Совсем недавно Брянщина была ареной боевых действий, и раны войны еще кровоточили. Многие железнодорожные станции лежали в руинах, мосты взорваны. То и дело попадались сожженные деревни, торчащими в небо черными, обугленными трубами и кружившим над ними стаями воронья они напоминали жуткие картины заброшенных погостов.

Родное село против ожидания выглядело благополучным. Все дома были целы. Лишь возле реки пострадали от бомб, сброшенных неизвестно чьим самолетом, две-три хаты. В окружении подросших за последние девять лет березок высилось здание школы. Только вот стены заметно почернели, да разбитые кое-где окна пустыми глазницами глядели вдаль, навевая грустное настроение. А может так показалось Шевцову потому, что школе, как поведали односельчане, в мрачные годы оккупации выпала тяжкая участь: немцы превратили ее в свой полицейский участок. И там, где тогда, в счастливые школьные годы, стоял разноголосый гам, смех мальчишек и девчонок, в мрачные годы неволи слышались грохот кованых немецких сапог, гортанная речь фрицев, стоны истязаемых “пособников” партизан, плачь их детей, матерей, жен. В один из тех беспросветных дней гитлеровцы прямо перед школой расстреляли за связь с партизанами несколько местных жителей, в том числе преподавателя школы Алексея Марковича Лысенко.

В Черноокове Шевцова поджидали двое таких же, как он, избранных бедолаг-фронтовиков. Война всласть поиздевалась над ними, оставила страшные отметины. Старшего лейтенанта Владимира Потеева ранило в голову, у него плохо действовали рука и нога. Чудом остался жив и сержант Николай Попков - пуля попала ему в левый висок и вышла в правый. Почти полностью лишился зрения.

Вечером собрались в доме Попкова. Мать Николая, женщина небольшого роста, шумливая, хлопотала у стола. По обыкновению, сервировку начала с того, что достала из шкафа литровую бутылку самогона и к ней - граненые стаканы. Принесла миску квашеной капусты, соленых огурцов. Крупными кусками порезала буханку хлеба. Расставляя все это на столе, она не переставала радоваться встрече.

- Сыночки вы мои родненькие. Домой приехали. Хоть и пораненные, да живые. Скольки мы, ваши матеря, переплакали, передумали. Да Бог миловал. Мы такие радые. Кушайте на здоровье. Угостить бы вас сальцем, да нима. Забрали кабанчика...

- Кто забрал? - спросил Шевцов.

- Да эти, как их... партизаны, ти што.

- Партизаны? - насторожился Потеев. - Дак кто им дал право?

- У кого они спрашивать будут? Може за месяц до того, как от немцев нас освободили, вечером в хату пришли якиесь с винтовками и кажуть: “Давай, баба, поросенка”. Я в плачь: “Не отдам”. Они и слушать не стали - забрали и все. Теперь, мужики говорили, что этот самый их главный партизанский начальник в Климове председателем райисполкома.

- Ты гляди чего делается, - похрустывая огурцом, зло проговорил Потеев.

- Ничего, разберемся, - твердо пообещал Шевцов.

Наутро, взяв в колхозе лошадь, трое “борцов за справедливость” прибыли в Климово. Сразу в райисполком. В приемной у секретарши спросили:

- Председатель на месте?