Тейлор Фитч, бывший репортер (прикрытие, конечно, но разве статьи кто-то другой пишет?) ослабил галстук и откинулся в кресле. В третий раз перечитав донесение, он в третий раз скривился над аббревиатурами. Интересно, сколько человек знает, что АПНБ — это «южнокорейское ЦРУ», Агентство планирования национальной безопасности? И, если на то пошло, всем ли известно, что КНДР расшифровывается как Корейская Народно-Демократическая Республика (то бишь «коммунисты, страшные и ужасные»)?

Да почти никому! И не только среди простых людей. В управлении тоже.

Фитч почесал бороду и задумался: не стоит ли ее покрасить? Со времен колледжа она изрядно поседела, как и волосы на висках. Не слишком-то красиво. Точнее сказать, совсем некрасиво. Хотя, надо признать, это сущая ерунда по сравнению с дряблым брюшком на месте некогда поджарого живота. Надо бы походить в фитнес-клуб. Или…

Или уделить больше внимания работе. Сбрось он даже пятьдесят фунтов, донесение никуда не денется. Надо что-то делать.

Например, передать его в архив. Шлепнуть печатью, и конец заботам! Вряд ли перебежчик — как бишь его там? — важное лицо. Если в Сеуле не профукали к чертям разведку, то этот Кан даже в корейской партии не состоит. Обыкновенный медработник, причем деревенский.

Чхучхонни. Что за дыра?

Фитч повернулся к стене, на которой висела огромная военная карта Северной Кореи с алфавитным списком городов, сел и деревень, а также координатами каждого населенного пункта с точностью до секунды.

Внизу простиралась демилитаризованная зона — извилистая зеленая линия вдоль тридцать восьмой параллели. Прямо над ней красными булавочками была размечена расстановка северокорейской пехоты и артиллерии — военно-морские и авиационные базы обозначались синими и белыми кнопками.

Чхучхонни обнаружилась в секторе К-7, в предгорьях хребта Масиннён, в ста тридцати километрах от демилитаризованной зоны, у черта на рогах, в самом что ни на есть захолустье. Вот только…

Что-то там произошло. А может, и не произошло. Ни источник в Пхеньяне, ни сам Фитч не получали сведений ни о каком «инциденте». Хотя это еще ничего не значит. Северная Корея вам не Канзас занюханный. Там бывает такое, о чем потом не только в самой Корее ни слуху ни духу, но даже и за ее пределами. А сейчас доподлинно известно, что Кан рисковал жизнью, лишь бы перебраться на юг. Возможно, его подтолкнул голод. Но зачем тогда врать? Зачем сочинять какой-то «инцидент», если перебежчиков все равно не депортируют?

Значит, что-то все-таки произошло. Но что? В донесении ни слова — можно не объяснять почему: Сеул не заинтересовался, Сеулу лень возиться.

В половине случаев такие якобы сверхсекретные, сверхважные донесения переправляются как есть, без дополнительной проверки. Ими ровным счетом никто не занимается. Чаще всего их вообще отсылают не глядя, чтобы не отвлекаться от вояжа по борделям.

Фитч повернул кресло обратно к столу, притянул к себе клавиатуру и на скорую руку составил запрос, который, если опустить пол-листа бюрократических формальностей, гласил: