– Я знаю, что ты любишь меня.

– Люблю.

– Я знаю, что ты хотел бы, чтобы я осталась с тобой сегодня вечером, хотя сегодня не понедельник, не среда и не пятница.

– Хочу.

– И я знаю, что еще один односложный ответ, и я еду домой, а ты пропустишь самую жаркую, дикую, возбуждающую и страстную ночь любви в своей жизни.

– Я гарантирую, что больше никогда не буду отвечать односложно. Я обещаю тебе развернутые ответы. Я тебя обожаю и буду говорить до тех пор, пока ты не скажешь мне: «Заткнись».

– Заткнись, – сказала она.

Я прибыл в суд задолго до начала предварительного слушания, чувствуя одновременно легкий страх перед тем, во что ввязался, и возбуждение – у меня наконец-то есть дело. Возбуждение, видимо, преобладало, потому что я обычно редко добирался до суда вовремя, а сегодня приехал так рано, что даже удалось припарковаться без проблем.

Оскара еще не привезли. Я позвонил Кевину Рэндаллу, извинился, что не смогу быть у него, как договаривался, и в двух словах объяснил, по какому поводу хотел встретиться. Кевин тактично воздержался от комментариев по поводу моего решения и согласился по моей просьбе попытаться выяснить у следователя, который обследовал тело Дорси, подробности его гибели, например, точное время смерти.

Среди массы несомненных достоинств Рэндалла больше всего меня привлекала в нем абсолютная надежность. Если он за что-то берется для тебя сделать, можно смело вычеркивать это из списка своих забот – он сделает все возможное, и сделает хорошо.

Странно сложилась судьба Кевина – он попал в ловушку своей безупречности. Первоклассный юрист с огромным опытом как на стороне защиты, так и на стороне обвинения, он страдал от мук совести. Будучи прокурором, боялся, что благодаря его непревзойденному таланту невиновный человек может угодить за решетку. А в качестве адвоката боялся оправдать опасного преступника.

В конце концов он все бросил и открыл «Юридическую прачечную», где клиенты могли постирать одежду и получить бесплатную юридическую консультацию. Лори хорошо знала Кевина, по ее совету я воспользовался его помощью в деле Уилли Миллера. С тех пор он заходил ко мне не реже двух раз в неделю, давая понять, что готов оказать помощь в моих следующих делах, если, конечно, проблемы с отбеливателем или умягчителем ткани и тому подобным не требовали его личного присутствия.

Привезли Оскара, и я несколько минут беседовал с ним в приемной по поводу предстоящей процедуры. Он был не новичок в общении с законом и довольно быстро схватывал суть. Дилан уже собрал членов большого жюри,[2] которое должно было зачитать Оскару обвинения, а оно, в свою очередь, должно было пригласить прокурора. Все, что требовалось от Оскара в ходе этих слушаний, – сидеть прямо, прилично выглядеть и четко произнести «Невиновен», когда его попросят сделать заявление.

Когда явилась охрана, чтобы проводить Оскара в зал суда, я пошел рядом. Мы почти дошли до стола защиты, когда я услышал, как он произнес – должно быть, просто буркнул себе под нос:

– А эта сука какого черта здесь делает?

Я посмотрел туда, куда смотрел Оскар, и увидел Лори; она стояла в конце комнаты.

– Ты о ком это? – спросил я, продолжая идти рядом.

– Вон о той суке в синем платье.

Сомнений не было, он имел в виду Лори.

– Следи за своим языком, когда говоришь о ней, – сказал я.