Киев дул в рожки, жалейки, волынки, рога и трубы. Киев бил в бубны и барабаны. Киев бряцал струнами гуслей и гудков. Дым костров смешивался с облаками сладкого блинного чада, расходящимися от княжеских и боярских поварен, от изб простой чади. По улицам ватагами бегали ряженые. Парни и девки катались с облитых водою обледенелых склонов, где они только были, кто в чём – от саней, зачастую не своих, и до задубевших от холода истёртых шкур. Ребятня и вовсе обходилась полой собственного кожушка – за что крепко получала от старших. Под девичий визг пронзительно скрипели верёвки качелей.
На Оболони из снега возвели крепость, почти как настоящую, и посадские парни, за минувшее лето кой-чему обучившись, с удовольствием готовились брать её приступом.
На второй день, едва отоспавшись после приезда и бани, Мечеслав Дружина отправился погулять по кипящим праздничным улицам стольного города. Вместе с ним отправились Ратьмер и Икмор, но скоро кипение киевского Подола разлучило дружинников.
– Дружина! – окликнули вятича из толпы ряженых. – Дружина, вятич, оглох, что ли?!
Мечеслав оглянулся и удивлённо поднял брови. Не узнанный им киевлянин вырядился печенегом – пожалуй, что даже не просто вырядился, а надел настоящий печенежский кожух, только что вместо неизменных их клочков кожи, содранных с вражьих голов, на кожухе болтались конские да собачьи хвосты. На голове сидел островерхий клобук, а улыбающееся от уха до уха узкое лицо сверху покрывал угольно-чёрный печенежский узор – хватающий пастью солнце волк, да так, что один голубой глаз ряженого был как бы глазом волка, а другой – в середке ухваченного им светила.
– Ну, чего глядишь, не признал? – восторженно спросил ряженый. – Ух, добычи привалиииит!
– Ве… Верещага?! – Мечеслав хлопнул глазами.
Приятель шумно хлопнул руками о бока кожуха.
– Ну вот, не бывать теперь богатым! Признал всё ж!
– А ты что ж это… – против воли сын вождя Ижеслава потянулся к чёрному узору на лице друга.
– Эй, куда пальцами?! – Вольгость шарахнулся от руки вятича. – Размажешь!
– Так это у тебя – намалёванное? – облегчённо выдохнул Мечеслав.
– А ты чего думал! Сажу с салом затёр да расписался… или я дамся себе на лице печенежскую премудрость колоть? Я покуда ещё в уме. Да и они чужаку не станут. Что, похож на печенега-то?
– Не отличишь, – засмеялся Мечеслав Дружина. – Прям руки так и чешутся рубануть…
– Я те рубану! – с притворным испугом отшатнулся друг и тут же нагнулся к Мечеславову уху. – Между прочим, печенеги теперь с нами в союзе, понял? И не одно какое кочевье, а все три Высокие Тьмы!
Голубой глаз подмигнул вятичу из середины чёрного солнца.
Мечеслав прикусил губу. Хм, так вот куда Вольгость с Бояном пропадал…
И всё же – куда? Куда теперь пойдёт государь Святослав? Ладьи… печенеги… неужто на греков?
А как же Хазария? Как же… Бажера?!
За этими смутными мыслями он прослушал большую часть рассказа Верещаги.