— Медведя там уже нет.
— Все равно — жутко.
— А здесь не жутко?
Пето торопливо привязывал лыжи. Безумная надежда найти хоть кого-то из семьи оживила его и вдохнула силы.
— Все вместе пойдем, — решил Селяня. — Мало ли что…
— А тут все равно теперь и присесть некуда, — вздохнул Радобож.
По знакомой тропе до Медвежьего острова добрались быстро. Но надежды не оправдались. Там было пусто, и ни малейшего признака того, что кто-то бывал здесь после достопамятной охоты, не обнаружилось. Висела еще вонь — запах зверя, запах разлагающихся тел, сырости и запустения.
— Да и чем бы они здесь жили, если бы добрались? — Стейн поддел башмаком старую обгрызенную кость, не то лосиную, не то чью еще. — Тут даже огня развести нечем. Может, пересидели здесь, а потом подались куда-нибудь? У вас ведь есть другая родня?
— Как бы они дошли? — Эльвир пожал плечами. — Если им пришлось бежать из дома в чем были… без одежды, без еды, без лыж, без ничего… Они все равно пропали бы в лесу. Уж лучше тогда сдаться. Я имею в виду женщин. Их ведь пощадили? Если, скажем, молодая женщина с маленьким ребенком — это ведь какой скотиной надо быть, чтобы их убить?
— Боюсь, это была именно такая скотина. — Стейн посмотрел на красивую лисью шапку, которую Хелля когда-то сшила для мужа, но отдала Эльвиру. — Если правда все, что Пето рассказывал о том человеке, убитом, то в их роду не страдают излишним великодушием.
— Я пойду за ними! — сказал Пето. Плакать он давно перестал, и обманутая надежда сделала его лицо жестче, а движения решительнее. — Это я во всем виноват. Если бы я не застрелил Тарвитту, его братья не пришли бы мстить. Если бы я не сбежал из дома, как трусливый заяц, они убили бы меня, но не тронули семью. Мне теперь надо повеситься на суку или броситься в прорубь, и я это сделаю, если окажется, что нет никого в живых. Но перед этим я убью еще столько внуков Туоре, сколько смогу. Я перестреляю из леса их всех, я сожгу их дома…
— Ты знаешь, где они живут?
— Конечно, знаю. Это не близко, тут пешего пути будет дней шесть. Но даже если бы шестьдесят шесть!
Селяня обвел глазами товарищей, и Эльвир, первым поняв его, с готовностью шагнул вперед и даже ударил себя в грудь кулаком, в котором была зажата шапка. Вожак невольно улыбнулся, видя такое взаимопонимание с урманом, который до сих пор выучил всего два-три словенских слова, и то из тех, что употребляются только на зимнем лову.
— Ты хочешь идти за ними? Мстить? — Стейн кивнул на Пето.
— Я не могу вас заставить. — Селяня отвел взгляд. Здесь его власть кончалась. — Кто не хочет — может возвращаться на займище, никто не попрекнет.
— Но ты идешь? — спросил его Витошка.
— Я иду, — не поднимая глаз, но с твердостью ответил Селяня. — Мы же его, — он тоже кивнул на Пето, — в свою «стаю» приняли. До весны. А весны еще нет. Значит, его враги — наши враги.
— Постой! — Стейн подошел ближе, будто хотел руками удержать Селяню от опрометчивых решений. Нетрудно было догадаться, что им движет жажда попытаться найти Ильве живой. — Не считай меня за труса, но разве мы имеем право? Ведь это война. Мы не знаем, сколько людей там выступит против нас. Может разгореться настоящая война между этими финнами и твоими… всеми людьми из Альдейгьи. Вашими и нашими. Мы не имеем права вовлекать их в это! Они ведь с Пето не братались!
На уме у него была Велемила. Конечно, дочь ладожского воеводы находилась очень далеко от чудинских лесов, но война — такое дело, что задеть своим железным крылом может кого угодно.