После того как она возьмет власть, следует договариваться с экономикой и делать это быстро. Договариваться с Треугольником бесполезно.
Говорить людям правду.
Умный никогда не спешит выкладывать все козыри на стол.
Быть готовым к попыткам захвата Богдана Бульбы, без которого Казацкой Республике не победить. Помнить, что тишина в стане врага означает подготовку к штурму.
Мы, потомки казацких героев, не должны никому подражать. У нас должен быть свой путь, которым еще никто не ходил. Мы родились на свет, чтобы победить зло!
Когда Максим закончил, на палубе «Альбы» несколько минут стояла тишина. Зашифрованный текст был отправлен Богдану и через час появился на сайте Казацкой республики.
В девять часов вечера «Альба» вошла в Старый Днепр у Запорожья. Оставив Хортицу и центр когда-то цветущего города справа, корабль прошел первый мост у Научного городка, темную, как ночь, Запорожскую Сечь, Остров Байды, скалу Рогозы и второй хортицкий мост. Корабль обогнул Черную скалу и Змеиную пещеру, и Максим с Орной смотрели на место, где их совсем недавно ждала засада наемников Гривны. Вдоль Дурной скалы «Альба» шла к шлюзу ДнепроГЭС, где все, слава богу, прошло без сучка и задоринки. Ровно в полночь с успокоившимися хранителями судно вплыло в Днепровское водохранилище. Догадаться, что Хонда Максима Дружченко не пытается прорваться в Переяслав через Умань и Кропивницкий, а едет верхом на румынском корабле вверх по Днепру, было совсем непросто. Богдан Хмельницкий говорил: «Если хочешь победить могущественного врага – зароди в нем страх и убей веру в победу». Московского историка ловили наемники Гривны по всей стране и не могли поймать. Когда во время новой погони всеми силами Треугольника Хонда с хранителями из ниоткуда появится в Переяславе, неуловимый Максим Дружченко будет вызывать страх у властных бандитов. Его удивительные украинские тайны XVII века не попадут в их загребущие руки никогда.
Огромный Днепропетровск с его тремя мостами через великий Славутич «Альба» прошла в третьем часу ночи, после чего уставшим хранителям удалось поспать до самой Орели. В предрассветном сумраке корабль под румынским флагом миновал десяток островов и вплыл наконец в Ворсклу. Впереди были Полтава и Диканька. Вызывать побратимов Сотника встречать «Альбу» в Кобеляках хранители не стали, чтобы не сообщить соглядатаям Треугольника в Переяславе свой способ передвижения, который оказался хорош и еще мог пригодиться не раз. Фарватер Ворсклы позволял доплыть до Михайловки, от которой до Диканьки было не более восьми километров, однако на ее сельском причале не было лебедки. Выгрузиться и ехать на хутор к Солохе из Полтавы означало уподобиться герою пословицы: «Плыл-плып, а на берегу утонул». Сойти с «Альбы» хранители решили в Опошне, следующем райцентре за Михайловкой. Корабль проплыл Кобеляки и Санжары и в девятом часу утра вошел в городскую черту Полтавы у Нижних Млынов, надеясь пройти через город тихо и незаметно. Не тут-то было.
На третьем мосту «Альбу» встречали, и совсем не с оркестром. Три молодика из старого, как пень, джипа показывали капитану две болванки, очень похожие на гранаты РГД-5 военного времени. Проверять так ли это и вызывать полицию на корабле никто не собирался. Очевидно, местная босва и босота, может и с участием полиции, таким экстравагантным образом собирали дань с проходящих по Ворскле судов.
К перилам моста на веревке была привязана стеклянная банка, в которую надо было положить дань за проход. Ни о какой стрельбе в ответ по уркаганам не могло быть и речи. Черт бы побрал этих полтавских волоцюг, но привлекать к себе внимание хранители не могли. Все дружно, боясь опознания, начали спускаться в трюм, и тут невдалеке раздался вой полицейской сирены. Шахраи заволновались, быстро сели в машину и умчались, оставив свою банку для дани до следующего раза. Товарищи от греха спустились в кают-компанию, и корабль стал вползать под кривохатский мост.
В головах замерших хранителей тихо зазвучал голос Диогена, который любезно приглашал своих друзей выйти на палубу. Кот изящно прыгнул на ступени лестницы и сделал лапой приглашающий жест. Максим, Олеся и Орна вслед за своим хвостатым другом поднялись наверх, и обрадованный историк поднял руку вверх в приветствии. На мосту, чуть не над их головами стояла хорошо знакомая черная «Каравелла», из которой приветствовали старых друзей боевые конотопские ведьмы в полном составе. Увидев, что их заметили, «Каравелла» лихо развернулась и стала двигаться по параллельной Ворскле дороге рядом с «Альбой». Хранители дружно выдохнули, Максим предупредил капитана, что теперь его прекрасный корабль сопровождают свои, и все спустились в кают-компанию, чтоб не быть опознанными на палубе.
Умница Солоха, знавшая, что хранители обнаружили в Каменце и какая за ними началась охота, прямо в Полтаву прислала им такую охрану, о которой можно было только мечтать. Дружной, но очень грозной парочкой «Альба-Регия» и «Каравелла» миновали Яковцы, где Максим поклонился высокому памятнику русским воинам, погибшим в Полтавской битве. В Опошне четверо хранителей получили свою Хонду в целости и сохранности, от всего сердца попрощались с великолепной «Альбой» и ее отличной командой, которым предстояла дорога назад, в Констанцу, и твердыми ногами вступили на твердую землю.
У причала стояла «Каравелла», в которой конотопские красуни дружно отводили глаза от хранителей всем случайным прохожим и зрителям. Никем не узнанные, они сели в Хонду, и маленький кортеж выехал из Опошни к Великим Будищам, чтобы через час остановиться у шинка на хуторе близ Диканьки.
Хранители по очереди обнялись с Солохой и ее боевыми ведьмами, которые спасли их совсем недавно у Комитета Гривны, уложив на Банковой за минуту двадцать президентских охранников, и вошли в дом, где Орна торжественно вручила хозяйке волшебный рушник ее бабушки.
Радостная от успешного поиска и приезда друзей Солоха пригласила их в зал, где уже был накрыт стол, расспросила о подробностях путешествия и только после этого приготовила все к ритуалу снятия заклятия.
Максим, Орна, Олеся, Диоген, отдохнувшие от плавания по доброму Днепру и опасной Ворскле, сидели вокруг овального стола, в центре которого лежал волшебный рушник бабушки Солохи. Порядочные колдуньи никогда не использовали в своих обрядах темноту, оставив это недобросовестным ведьмам для воздействия на людей, которые его просили. Был ясный день понедельника 29 марта, и до конца второго месяца весны оставалось два дня.
По знаку Солохи Орна и Олеся встали, и все втроем громко и четко прочитали внучкин заговор, который совсем недавно на хуторе Аделины у Каменца привел к такому плачевному результату с потерей сознания участников обряда. Несколько мгновений в зале не происходило ничего, но вдруг сгустившуюся тишину пронизали голоса прошлого, стала меняться материя рушника, на котором выступила пентаграмма. «Да уж, – подумал Максим, – не стилькы свиту як у викни», и в этот момент на хранителей обрушились энергетические потоки. Они перемешивались, меняли скорость, передвигались и вдруг соединились с биополями хранителей, для которых зазвучала гармония.
Цветы рушника сами собой стали складываться в удивительный букет, и это был долгожданный текст. Солоха нагнулась к восьмилистной розетке, где находился ключ к тексту, увидела то что хотела и произнесла короткую фразу, которую хранители не услышали. В цветочной символике появились серебряные нити, складывавшиеся в буквы, вышитые без пробелов между словами. Состав чудо-зелья, без которого нельзя было разгадать збаражский морок, возник на старинном полотне.
Солоха торжественно положила на текст лист старинной пергаментной бумаги, и он проступил на нем во всей своей красе. Колдунья аккуратно сняла пергамент, у хранителей зашумело в ушах, и текст исчез. На рушнике опять выступило изображение мужчины в шапке и женщины с поднятыми руками, вышитые в черно-красной гамме. XVII век закрыл свою тайну, и только лист пергамента с буквами напоминал о происшедшем.
Отправить эту страшную тайну брату Винценту с помощью электронных средств было опасно даже при их высочайшей защите от прослушивания. Послав Богдану и брату Винценту только одно слово – «успешно», хранители смотрели, как Солоха делала им копии на каком-то маленьком приборе, не включенном в розетку, похожем на старинный гектограф. Три листа были переданы Диогену, который на каждом отпечатал след своей правой передней лапы, и Солоха объяснила, что теперь их нельзя сфотографировать и вообще скопировать доступными человеку способами.