Во-вторых, Миуюки мне объяснила, кто восседает на тронах в самом центре первого уровня катакомб. Это были кровные предки Генриха Кровавого, и как бы король не рвался в катакомбы, и как бы ему ни была противна ситуация, когда ребенок помогает выполнять то, что он должен был по идее сделать сам, ему нельзя было спускаться в катакомбы, так как это спровоцировало бы пробуждение всех личей. И было у Миуюки подозрение, что это только первый уровень катакомб, а из тронного зала можно попасть на второй уровень, где находятся армии личей, собранные за множество веков.
В третьих, была небольшая тонкость — никакому высокоуровневому, а тем более группе, нельзя приближаться к закрытой части катакомб, а вот мой уровень даже сейчас равен жертвам, которые приносил прадед короля, и потому личи просыпаются по очереди.
Прадед короля и сам впоследствии стал личем, и именно Ингрид убила его, лишившись глаза в этом бою, не дав сделать из Генриха Кровавого слугу этого тайного культа, который служил одиннадцати мертвым королям. Только вот многочисленные родственники короля уже были слугами личей, и только Генриха по причине его обучения в дружественных империях не стали делать слугой до того, как на его голову не оденут корону. Когда все раскрылось, и смотритель катакомб был мертв, Генриху пришлось взяться за топор и проредить ряды своего рода. Конунги потеряли около семидесяти членов рода, в том числе и детей, а Генрих получил приставку Кровавый. Ведь для простого народа выглядело все как междоусобица, и то, как поступал король со своими родственниками было жестоко даже для варваров — он не щадил никого, что было немудрено.
Ведь на протяжении веков его предки ратовали за то, что его королевство для светлых сил, а больше всего преуспел в этом деле его прадед, которого любил Генрих. И который в своем послесмертие по своей воле стал личем, тем существом, которых ненавидели темные даже сильнее, чем светлые. И тогда-то и открылась Генриху истина — темные были опасны для личей, потому-то на них и устраивали гонения, а не из-за какой-то высокой цели. А иностранные империи знали об истинном положении вещей, разведка исправно доносила им о личах и культе. Только их устраивало такое положение дел, варвары — буфер против великанов с ледяных пустошей, а личи сдерживают развитие государства и армии, хоть и воевать с ними не стоит, и они не дадут королям пойти войной на соседние страны.
Мое пребывание в лечебнице не могло быть вечным, и когда прошел консилиум моих лечащих врачей светлого факультета академии, меня отпустили домой, где на самом пороге меня заключила в свои объятия сестренка. Она сильно переживала, ведь ей сказали, что я в больнице из-за Миуюки и неудачно прошедшей тренировки. И как я понял, между ними произошла ссора, мама не рассказала ей, чем мы занимались. Но Астрид и так без объяснений понимала, что мы были в рейде. Даже ребенок сложил все события, и сестренка прямо заявила, что не пустит меня на эти странные тренировки, после которых у меня на руке черные вены, как у проклятого из иллюстраций в её учебниках, но Альрик смог их ссору свести на нет. Успокоив огонька, сказав, что мне ничего не угрожает, и он лично следит за безопасностью тренировок.
— Братик, тебе больно? — Со слезами спросила меня Астрид, с ужасом смотря в первый раз на мою правую руку, на которой теперь проглядывались почерневшие вены.
— Нет. — С улыбкой ответил я и покрепче обнял свою огневолосую сестренку, и не имело значения то, что я врал ей. — Все со мной хорошо, огонек.
К сожалению, я постоянно лгал, не только ей, но и Миуюки, моя рука не перестанет болеть ещё долгие годы. Дрянь, которая защищала филактерий, проникла в мою кровь и собиралась убить все тело, но так и не вышла за пределы вен и артерий моей правой руки, опутав черными кривыми линиями, виднеющимися сквозь кожу, от кисти и по плечо. И, по словам Ингрид это было даже красиво, только вот, несмотря на красоту, иногда рука болела, так что я ловил себя на мысли о том, что неплохо было бы, если мне её оторвали или отрубили. Рука то онемевала и не слушалась, то словно в неё вселялся зуд, и я постоянно ей что то делал, хоть просто сгибал.
Мои недомогания были и в связи с достигнутым высоким уровнем. В неподготовленном по возрасту теле, в котором шли непонятные изменения, я стал сильнее, быстрее, моя реакция стала намного резче. Но вот только я сильно похудел, мышцы, что раньше уже приобретали радующий глаз рельеф, сдулись, а кости ломило. Я начал расти бешеными темпами, как объяснила мне мама, в те дни, когда я не мог встать с постели и не хотел ничего делать. Апатия захватила меня и, понимая, что мне тяжело, родители были бессильны помочь мне, кроме поддерживающих отваров они ничего не могли сделать. Вмешиваться в процесс принятия более двух уровней не стоит, ведь можно оставить меня калекой. И именно поэтому я теперь оставался дома, пока все уходили по своим делам в академию, а так как и Серого забирали с собой, то я быстро заскучал в пустом доме.
Но это произошло не сразу, а после того, как я, проспав и провалявшись на кровати два дня, понял несколько очевидных истин — в средневековье дома в одиночку, если не пить, то делать нечего, особенно если ты ребенок. А пить мне пока противопоказано по возрасту, хоть и тянуло меня после разговора с работодательницей пропустить пару стаканчиков разбавленного спирта. А спирт тут имеется, по крайней мере, в лаборатории, которую постепенно строит Миуюки. Помню, как подозрительно посмотрела на меня мама, когда я смешал его с водой и хотел попробовать получившуюся смесь.
В связи с тем, что в доме не хранились книги, которые были большой ценностью, а от тренировок я был освобожден, я начал бродить по городу, который не был особенно дружелюбным к детям. Меня перестали узнавать, как мальчика с бешеным волком из-за худобы и того, что я начал вытягиваться, словно рос в высоту не по годам, а по часам. А спокойный осмотр города, не привлекая внимания дорогого, стоит, особенно когда в тебя не тычут и не говорят что вон сын некромантшы и воина тьмы, которые с удовольствием истязают законопослушных подданных.
Без Серого улочки города были не такими безопасными, но я смог без присмотра пошататься по городу и понаблюдать за местными, особенно за разумными, которые не являются людьми. Было смешно осознать, что всю жизнь я находился под присмотром, и первые часы мне даже было неуютно бродить по заснеженному городу.
Было несколько мест, которые я хотел посетить, не привлекая внимания, и просто поглазеть с помощью прозрения на вещи, к которым меня не подпускали. Ну и так, как я никогда не посещал оружейную лавку, то первым делом направился в неё. Ломая голову, а не выгонят ли меня из первой, попавшейся на пути лавки. Не выгнали. Просторный зал был уставлен витринами, и тут было много детей, которые быстро вышли из лавки, когда вошла беловолосая, с бледной кожей, красавица в черной броне. Её острые небольшие ушки привлекали моё внимание, ноя не стал показывать, что заинтересован в познании расы, о которой имел смутные познания. Я постарался не привлекать к себе внимание и пользуясь тем, что в лавке царил полумрак, попытался слиться с окружением, как делал в катакомбах. Но я при этом находился у всех на виду и начал рассматривать разложенные на витринах орудия, как для защиты, так и для нападения.
— Прозрение — Шепотом произнес я, так как мысленно навык уже как два дня не хотел активироваться из-за ломки уровней и перестройки не только моего тела, но и ускоренного развития мозга.
Помещение этой, не самой как я понимаю, дорогой и престижной лавки, озарилось множествами источников света — практически все в лавке было усеяно рунами, которые по отдельности светились очень тускло, но когда их так много, они освещали лавку, словно внутри горели десятки ламп.
Я лишь слегка взглянул на девушку, которая была точно представительницей одной из разновидностей альвов, их еще называют эльфами, и как я и ожидал, её уровень, и специализация были скрыты. Впрочем, и у приземистого торговца, также было все скрыто, но в отличие от беловолосой девушки, он скрывал свой уровень амулетом. Они тихо переговаривались, и я не стал подслушивать, только мельком увидел какой-то кинжал, который на мое удивление в прозрении выглядел, словно простой кинжал без единой руны.
— Послушай меня, самец! — Вскрикнула беловолосая красавица в оружейной лавке в обтягивающей кожаной броне, задача которой, на первый взгляд была не в защите, а в подчеркивание форм её носительницы. — Какие триста медяков?! Это ритуальный кинжал Кардов!
— Мой артефакт ничего не улавливает. — Немного с ленцой ответил ей приземистый торговец. — Нож из дрянной стали с неплохой рукояткой не может стоить больше трех сотен медных монет.
— Ты не торговец! Ты дерьмо дракона! Твой артефакт ничего и не покажет, это оружие для тайного ношения в пространственном кармане! — Оскалив небольшие клыки, прокричала беловолосая, словно снег, красавица. — Я бы убила тебя за оскорбления этого кинжала, но не стану этого делать на глазах ребенка.
— Какого ребенка? — Удивленно проговорил торговец, заглянув за спину девушки, но так и ни чего не увидев, утвердительно проговорил. — Мы здесь одни.