— Интересно, а почему я не слышал, чтобы кто-нибудь вскрывал тела? Я не имею в виду измененных, там всех только споровой мешок интересует. Почему не вскрывают тела иммунных?

— Почему не вскрывают? — Заноза тщательно ощупывала каждый сантиметр рубахи. — Институтские точно вскрывают. Они вообще многое знают и про Улей, и про его паразита.

— Я сейчас не про институтских говорю, — Грубер покачал головой. Повертев скальпель в руках, он отложил его в сторону и, порывшись в рюкзаке, вытащил медицинские перчатки. — Вот, разжился по случаю. — Он ловко натянул их на руки и снова взялся за скальпель.

— Ты знаешь, что немного брезгливый? — Заноза внимательно наблюдала за его манипуляциями. Кучка различных вещей перед ней заметно увеличилась, а рубашку она уже отложила в сторону.

— Ты ошибаешься, — Грубер сделал первый разрез и отодвинул в сторону большую грудную мышцу, открывая содержимое грудной полости парня. Вот тут Заноза не выдержала и отвернулась, схватив штаны, чтобы чем-то себя занять. — Я очень брезгливый. Ты знаешь, сколько по времени хирург моет руки? — Заноза покачала головой. — А я тебе сейчас расскажу. Сначала идет механическая обработка — а точнее, не менее двух минут моются с мылом и щеткой кисти, каждый палец обрабатывается отдельно, затем предплечья до локтевого сгиба. Затем все это насухо высушивается стерильными салфетками и наступает второй этап. Он длится пять минут. Пять минут хирург втирает в руки антисептик, в каждый палец по отдельности, сначала кисти, затем предплечья, а потом он их держит на весу, ни к чему не прикасаясь до полного высыхания использованной жидкости. И вот так каждый день, перед каждой операцией, а если их за день несколько? А если ты дежуришь? Ты даже не представляешь, насколько это въедается в подкорку, становится безусловным рефлексом, как у собаки Павлова. Я однажды был в гостях, еще там, — он махнул рукой, и Заноза серьезно кивнула, подтверждая, что прекрасно осознает, где это там. — Ко мне подошла хозяйка дома и спросила, что я делаю. И только тогда я понял, что идя мыть руки перед едой, я застрял в ванной, натирая каждый палец мылом и отсчитывая про себя секунды. Так что да, считай, что я чертовски брезгливый тип. О, как интересно, — и Грубер склонился ниже, что-то разглядывая в грудной полости мертвеца.

— Ты узнал, как он умер? — Заноза спрашивала, но старалась не смотреть в ту сторону.

— Он умер от выстрела в затылок, — задумчиво проговорил Грубер. Там небольшой ожог на коже головы и пулевое отверстие. Выходящего я не нашел: или малый калибр, или пуля экспансивная, но то, что стреляли в упор, это точно. Леха! — внезапно заорал он.

— Что тебе? — отозвался мрачный парень.

— У Митрича был пистолет?

— Нет, у нас только ружья, — покачал головой Леха и, ухватившись за руку Снегиря, выбрался из довольно глубокой ямы.

— Это плохо, значит, его свои убили. У меня голова кругом идет, — пожаловался Грубер, ни к кому конкретно не обращаясь. — Подошли, приставили пистолет к голове и бах! — он изобразил на пальцах пистолетный выстрел. Затем, закусив губу вернулся к своему занятию. Тщательно рассмотрел органы, разрезал сердце, желудок, покопался в печени, и снова вернулся к заинтересовавшему его участку. — Это очень странно, — он задумчиво смотрел на заинтересовавший его участок.

— Что ты такого странного там увидел? — к нему подошел Снегирь, отряхивая с брюк землю, и, преодолевая отвращение, заглянул под руку Груберу.

— Видишь вот эту херовину, — и Грубер слегка отодвинул в сторону грудину, показывая скальпелем какой-то желтоватый комок.

— Вижу. А если ты мне сейчас скажешь, что это, то еще и пойму.

— Это тимус, — Грубер встал. — Мы будем его вместе со всеми хоронить? Все-таки он от рук своих пострадал.

— Думаю, да, размеры могилы позволяют, — кивнул Снегирь. Вдвоем они подхватили тело за руки и за ноги и подтащили к братской могиле, где уже лежали остальные тела. Леха только зыркнул на них, но промолчал, и позволил без истерик сунуть тело к его друзьям. Перед тем как начать засыпать могилу, Грубер стянул с рук перчатки и швырнул их в яму. Туда же полетели несколько салфеток, которыми он вычистил скальпель. Когда яма была зарыта, Снегирь повернулся к другу. — И что ты хотел сказать? Это тимус, что дальше? что это вообще за хрень?

— Эту хрень еще называют вилочковой железой. Вот только, у взрослых людей она инволирует, усыхает. Здесь же она представлена в полном своем расцвете, а это физически невозможно.

— И что это значит? — Снегирь требовательно смотрел на друга.

— Вот чтоб я знал, — Грубер направился к Занозе. — У меня не хватает данных, может этот крендель изначально, еще до того как попал в Улей, отличался нев… хм, оригинальностью. Как казуистический случай — это вполне возможно. Есть ли здесь какой-то смысл, я не знаю, может и есть. Все осмотрела? — без всяких переходов задал он вопрос Занозе.

— Да. И что со всем этим делать? — она указала на довольно приличную кучу различного барахла.