Вернемся к истории. До начала XX века империя была кошкой, которая хорошо ловила мышей (территория её росла и росла) и, значит, не зря ела свой хлеб. Но военное поражение 1905 года, почти непрерывные неудачи Первой мировой войны стали для народа знаком, что благословение свыше страной утрачено. Господь, который в ушедшие два века с такой щедростью даровал победы Своему новому избранному народу, отвернулся от него. Эта утрата благословения уже сама по себе означала, что власть, которая продолжает править Святой землей, нелегитимна. А нелегитимность в свою очередь делала законными любые попытки её свержения – в их числе революции 1905 и 1917 годов.

Не последнюю роль играло и то, что прежде империя, год за годом расширяя свои пределы, так зримо, так очевидно для всех приближала Второе пришествие Спасителя, а теперь этот долгожданный конец истории снова потонул в тумане.

И одно и другое стало для монархии и её главной опоры – дворянства – приговором, который народ только подтвердил и привел в исполнение, когда новобранцы, поколебавшись между Белой и Красной армиями, в своем большинстве выбрали буденновки.

И тут самое время продолжить сравнение старого дворянства с теми, кого власть начала верстать на службу после Октября семнадцатого года. Мы уже говорили, что прежний контракт монархии с её служилым сословием полтора века базировался на «Жалованной грамоте» Екатерины II. Контракт, который подписывал каждый служилый человек советского времени, покоился на совсем иных принципах.

На каких, речь пойдет ниже, пока же снова вернемся к культуре и к сожженным имениям. И то, и то тесно связано, потому что для большинства народа весь наш пореформенный расцвет литературы, живописи, театра, музыки среди голода, холода и бесконечных смертей на поле боя и в лазаретах начал казаться в лучшем случае неуместным постыдным баловством. Напротив, Октябрьская революция стала своеобразной бритвой Оккама, обрезающей ненужные сущности. То есть те сущности, которые никак не помогают человеку спастись от повсеместного зла, наоборот, только мешают покончить с болью и страданиями. Лишь путают нас и сбивают с толку.

И вправду, кто посмеет утверждать, что умение грамотно объяснить различие театральных эстетик Мейерхольда и Таирова хоть на шаг сократило твой путь из Египта в Землю Обетованную? Потому новая власть привлекла народ не только своей решимостью в самые сжатые сроки построить рай на Земле, тысячелетнее царство добра, справедливости и правды, но и готовностью четко, не вызывающим сомнения образом различать добро и зло. Она, эта готовность, – в знаменитых формулах времен сталинского правления: «Кто не с нами, тот против нас» и «Если враг не сдается, его уничтожают», которые внесли в насущнейший вопрос столь желанную ясность.

Теперь снова о советской номенклатуре. Большевики, два десятилетия только и искавшие путей, как свергнуть романовскую монархию, в конце концов её свергнувшие, лучше других видели слабые стороны империи. Первое, что бросалось в глаза: цари, дав свободу, безвольно и бездарно распустили дворянство, которое по самой своей сути должно было им служить не на живот, а на смерть. Поэтому служба советской номенклатуры сразу была выстроена на других основаниях. Начнем с того, что раз и навсегда была отменена, по мнению большевиков, первопричина всех бед самодержавия – грамота Екатерины Великой.

Новое дворянство, а следом в большей или меньшей части другие сословия Советской России были закрепощены: крестьян прикрепили к земле в совхозах и колхозах, рабочих на время войны (но и дальше сохранялись многие ограничения) – к заводам, фабрикам, шахтам. Там же, где и в этом случае обнаруживалась недостача работников, как грибы росли лагерные зоны и проблему нехватки рабочих рук решало уже НКВД.

Это закрепощение при жизни Сталина только нарастало. Первые послабления начались лишь при Хрущеве, когда заключенные сотен и тысяч лагерных зон вышли на свободу, ссыльным разрешили вернуться домой, а крестьяне впервые после коллективизации получили обычные гражданские паспорта. И надо сказать, что это закрепощение в общем и целом было принято страной с пониманием. Потому что власть, причем доходчиво, сумела объяснить всем и каждому, что грандиозность цели – построить коммунизм в одной отдельно взятой стране – и международная обстановка требуют беспримерного напряжения сил.

Теперь о втором, не менее важном, чем исключение из её контракта любых намеков на вольности и свободы преимуществе новой советской номенклатуры. Дореволюционное русское дворянство отличалось немалой широтой взглядов, но за многие века своей близости к власти так и не сумело найти для России надежных, верных, главное, многочисленных союзников за пределами империи. Православных зарубежных славян вместе с тоже православными греками было явно недостаточно, чтобы сделать русского царя императором всего земного шара.

Конечно, у России было опытное дипломатическое ведомство и ей довольно легко в разное время и с разными государствами удавалось входить в коалицию. Но эти союзы решали ограниченные задачи (чаще другого – победа в войне), а так ни англичане, ни французы, ни немцы, ни окрепшие к XX веку американцы не были готовы пойти под высокую руку русского царя. По-видимому, по этой причине расширение империи и стало пробуксовывать.

Советская номенклатура с блеском решила возникшую проблему. Маркс вкупе с Коминтерном прямо в подоле принесли России более чем щедрое приданое – сотни миллионов, а то и миллиарды восторженных поклонников по всему миру.

Приятель недавно посмотрел документальный фильм о похоронах Брежнева и был ошарашен бесконечной чередой высокопоставленных правительственных делегаций (все страны ООН), партийных, национально-освободительных и прочих, и прочих движений, три четверти которых видели в Москве столицу того мира, о котором мечтали, за который, не жалея ни себя, ни других, были готовы сражаться и умирать.

Даже в «отъявленных» капиталистических странах наши верные друзья, подданные будущего всемирного государства – коммунисты и их родня по Марксу – социалисты на выборах редко когда набирали меньше 30–40 процентов голосов. Так что не случайно всю советскую эпоху империя росла как на дрожжах, территория же её врагов сокращалась, будто шагреневая кожа. В итоге к 1980 году, сферой нашего влияния сделались Восточная Европа, Восточная, Южная и Западная Азия, Африка, то есть прежние колонии Англии, Франции и Португалии, а также Латинская Америка, которую прежде контролировали Соединенные Штаты. Соответственно, каждый, кто во главу угла собственного понимания мира ставил расширение территории новой Земли Обетованной, не мог не признать, что советская номенклатура справляется с этим на «хорошо» и «отлично».

В качестве приварка к вышесказанному еще пара соображений. Люди, находящиеся на вершине власти, редко когда сами пашут землю, стоят у станка или гниют в окопах (власть даже приводить в исполнение высшую меру социальной защиты, то есть расстреливать своих врагов подчас брезгует), оттого ей и необходимы так называемые «приводные ремни». Во времена правления коммунистов главным из них считалась партия, но был и другой, не менее важный – кадровики.

Ясно, что верховная власть любит и всегда будет любить тайну, секретность, но она нуждается и в том, чтобы подчиненные с полуслова понимали, кого в данный момент следует пустить в расход, а кого пришел черед холить, нежить и лелеять. Без этого понимания вся машина госуправления завязнет в болоте. В поздней романовской империи статус тельца без страха и упрека имели православные христиане из русских, а после революции таким тельцом был объявлен пролетариат и его спутник – беднейшее крестьянство. В ранге единственного избранного народа рабочие с крестьянами пребывали примерно лет десять – пятнадцать.

А дальше Сталин напомнил стране слова Ленина, сказанные им еще в революцию 1905 года, о том, что центр мирового революционного движения переместился в Россию. Само соседство в одной фразе России и революции стало высочайшим указом о начале скрещивания двух избранных народов – бывшего (русских) и нынешнего (рабочих и крестьян). На практике новый этногенез был поручен искуснейшим машинистам социальных лифтов – кадровикам. Под их надзором уже к середине Отечественной войны русские – как во времена оны пришлых варягов – поглотили пролетариат, а затем и без следа его ассимилировали.

И другая, не менее известная сентенция Сталина, утверждавшая, что по мере продвижения к социализму классовая борьба лишь обостряется. Эти слова не только стали основанием для бессчетного числа смертных приговоров и огромных лагерных сроков для миллионов других наших сограждан, но и свидетельствовали, что, с точки зрения высшей власти, обещанный прежде и столь давно и мучительно всеми нами ожидаемый конец истории откладывается. Напротив – её ожесточение и дальше будет лишь нарастать.

«Я прожил жизнь…»

Первая публикация в сб. «Большая книга победителей». – М., 2015.