Книги

Перегрин

22
18
20
22
24
26
28
30

Я залпом осушил кубок, вино в котором было на удивление хорошим, и покинул шатер, чтобы не мешать человеку сводить счеты с собственной совестью. В отличие от сведения счетов с жизнью, этот процесс бесконечен и не переносит свидетелей.

33

Ночью вода в реке и море кажется теплее, чем днем. Может, потому, что воздух становится холоднее. Впрочем, так кажется только первые минут пятнадцать-двадцать. Потом начинаешь замерзать. Стараясь грести бесшумно, мы плывем по течению ближе к высокому левому берегу, на котором расположились лагерем кимвры и их союзники. Там горят несколько костров, возле которых сидят по три-четыре человека и тихо разговаривают. Наверное, предвкушают завтрашний восторг от зрелища унижения заносчивых римлян и делят добычу, которая достанется им в каструме. В сторону реки не смотрят, а если и смотрят, то нас не видят. Мы в одежде и с вымазанными золой лицами. Может быть, самые зоркие заметят плот, на котором горкой сложены наши вещи и припасы на дорогу. Поскольку утром каструм достанется кимврам, снабженцы раздавали продукты всем, кто желал. Таковых было мало. Все равно ведь враги отберут лишнее, оставят самую малость, чтобы не сдох по дороге до Нарбо-Марциуса. Остальные кимвры спят и, наверное, видят во сне свой завтрашний триумф. У меня прямо руки чесались высадиться на берег и на прощанье перерезать несколько десятков глоток. Сдержался потому, что ночи коротки, а нам надо затемно убраться, как можно дальше от этих мест.

Когда вражеский лагерь остался позади, Дейти, который плыл по передним по другую сторону плота, предложил:

— Может, выйдет на берег, согреемся?

— Еще больше замерзнем, и потом будет трудно опять лезть в реку, — ответил я, хотя и самому чертовски хотелось выбраться из холодной воды, зубы уже постукивали. — Потерпите немного.

Я собирался проплыть мимо этого песчаного пляжика за высоким мысом, который река огибала по крутой дуге, когда услышал собачий лай. Гавкала она на вершине мыса. Сперва одна, а потом к ней присоединилось еще несколько. Значит, на мысу живут люди. Обычно для жительства выбирают именно такие места, защищенные водой и обрывистым берегом с трех сторон, а с четвертой строят укрепления.

— Поворачиваем к левому берегу, — прошептал я.

— Там деревня, — предупредил Дейти.

— Да, — коротко бросил я, потому что нижняя челюсть уже тряслась, трудно было говорить.

Река возле пляжика была мелкой, метров за пять до берега я достал ногами дно и пошел, круто разворачивая плот. Дно было ровное и плотное. Вскоре ко мне присоединились остальные, и мы быстро и легко вытащили наше плавсредство на песчаный берег рядом с шестью лодками-плоскодонками. Они были небольшие, с кормовой, средней и носовой банками. Не привязанные, но без весел. Именно эти лодки я и надеялся найти возле деревни.

— Перегружайте наши вещи на три лодки, — приказал я. — Дальше поплывем в лучших условиях.

Стянув три лодки на воду, соединили их цепочкой с помощью веревок, чтобы не потеряться в темноте. Закутавшись в позаимствованное в каструме одеяло, принадлежащее одному из погибших опционов, я сел на кормовую банку передней лодки, чтобы рулить, используя доску, отодранную от плота. Со мной плыли Дейти и еще один галл, самый старший из них, в возрасте под тридцать, которого звали Перт. Как мне сказали, это имя переводится, как шиповник. Наверное, получил его из-за красновато-рыжих волос или привычку подкалывать сослуживцев. В остальные лодки тоже сели по трое. Рулить или грести им не надо было, поэтому, как и я, закутались в одеяла и сели рядышком, чтобы согревать друг друга. Так мы и поплыли дальше, со скоростью течения реки удаляясь от кимвров и их союзников.

Когда начало светать, мы уже были в нескольких десятках километров от врага. Я выбрал на низком правом берегу реки затон, поросший камышом и тростником. Туда мы и зарулили, протащив лодки по мелководью среди зарослей до островка с растущими на нем старыми ивами с широкими кронами. Ни с реки, ни с берега нас не было видно.

— Пробудем здесь до темноты, — сказал я. — Дежурим по одному человеку по очереди. Костры не разжигать до вечера.

После чего улегся на охапку камыша и вырубился. Попутчики покемарили малехо в лодках, а я все время рулил.

Проснулся, когда солнце было в зените. Разбудил меня смех галлов. Когда слышишь чужой смех, кажется, что стебутся над тобой. Надо быть очень самоуверенным, чтобы думать иначе. Оказалось, что мои попутчики полазили по камышам и нашли несколько утиных гнезд с яйцами. Собирали их за пазуху, и на обратном пути один из переносчиков упал ниц, разбив почти всю добычу. Теперь смывал речной водой несостоявшуюся яичницу с тела и туники. У уток кладки небольшие, по десять-двенадцать яиц. В некоторых уже были недоразвитые птенцы, что не мешало галлам есть их сырыми. Сейчас такие яйца считаются деликатесом, а я так и не сподобился, почему-то брезгую. Галлы употребили часть на обед, часть оставили на вечер, чтобы отварить. Днем дым костра сразу выдаст наше местоположение, а ночью — огонь. Зато в вечерние сумерки и дым, и огонь будут не так заметны. Да и, когда стемнеет, мы уплывем отсюда. Я поел сала со вчерашними лепешками, которые малость подмокли.

После чего дал распоряжение обтесать доску от плота так, чтобы ей удобнее было рулить. Пока Дейти делал это, расспрашивал его о галлах. Пока что предки французов совершенно не похожи на своих потомков. Слишком много в них иррационального.

Вечером, после плотного ужина из вареных яиц, бобов и свежих лепешек, мы вытащили лодки на чистую воду и поплыли дальше. Первая половина ночи была лунная, что делало наше путешествие романтичнее. Места здесь красивые. Один недостаток — комаров много. Зато заснуть не давали.

34