32

Если не знать, какова ситуация на самом деле, может показаться, что в каструме идет обычная жизнь: кто-то стоит на посту, кто-то точит оружие, кто-то ремонтирует обувь, кто-то готовит обед… Только вот выходят за пределы ограждения лишь через приречные ворота, да и то прикрываясь щитами, потому что с противоположного берега запросто может прилететь стрела и не одна. Мы в осаде уже шестые сутки. В первый день кимвры и их союзники попытались взять каструм штурмом. Пусть и хлипкие у нас защитные сооружения, но за ними стойкие бойцы, которые понимают, что пощады им не будет, поэтому дерутся до последнего. Мой отряд не принимал участие в отражении штурма, потому что, как не входящий в легион, был поставлен охранять приречную сторону, а оттуда враг не сунулся. Пришлось бы сперва переправиться через реку дважды, причем во второй раз под обстрелом, что чревато большими потерями. На противоположный берег кимвры переправились позже и выше по течению, по броду, когда решили взять нас измором, чтобы следить и мешать набирать воду и рыбачить. Они догадывались, что запасы еды у нас не бесконечные, даже с учетом того, что легион сократился процентов на шестьдесят. Вечером они снимают дозоры, а мы ставим сети, сплетенные моими пращниками-болеарцами, и в утренние сумерки трусим их, благодаря чему каждый день едим свежую рыбу и порой часть ее меняем на оливковое масло и муку, которых пока что много на складе легиона.

Сегодня утром легат Гай Попиллий Ленат уехал на переговоры. Его нет уже часа два. В каструме находятся заложники, по три человека за каждого члена делегации, поэтому за жизнь легата мы не беспокоимся. Видимо, условия капитуляции предлагают слишком тяжелые, вот он и продолжает торг. Не знаю, что Гай Попиллий Ленат представляет собой, как полководец, прославиться он пока не успел, но переговорщик, говорят, отменный. Хотя все делают вид, что им без разницы, договорится легат или нет, на самом деле с нетерпением ждут его возвращения. Как только у ворот начинается какая-нибудь движуха, многие сразу бросают свои занятия и идут туда. Умирать никому не охота, но и становится рабом тоже.

Гай Попиллий вернулся часа через три, и сразу раздался сигнал сбора. На форум пришли все, кроме часовых у ворот и на угловых башнях. Судя по выражению лица легата, ему предстояло произнести трудную речь. Он долго ждал, когда соберутся все и прекратится гомон, обычный во время построения на форуме. В римской армии не принято молчать в строю. Замолкают, когда начинает говорить командир, и не из уважения к нему, а потому, что можно схлопотать от центуриона жезлом из виноградной лозы. Центуриону никто не должен мешать слушать речь старшего командира.

Гай Попиллий Ленат долго прокашливается, после чего сообщает результат переговоров:

— Нас выпустят, если отдадим всех заложников и пленников…

Его речь прерывает радостный гул.

— …а также все оружие, доспехи, припасы и личные ценные вещи. С собой каждый сможет взять припасы на наделю, чтобы добраться до Нарбо-Марциуса, — продолжает легат.

Радость резко сменяется возмущением.

— Ты хочешь отдать нас на расправу, легат?! — кричит какой-то легионер.

— И еще одно условие, самое унизительное: нам придется пройти под ярмом, — заканчивает Гай Попиллий Ленат.

Наступает тишина, продолжительная и зловещая. Я подумал, что сейчас легионеры кинутся на легата и порежут на куски. Однако все продолжали стоять в строю и молчать. И я догадался, почему. Выйти из каструма без оружия и доспехов — это верная смерть, а если отчморят, то уж точно не убьют, иначе некому будет сознаваться в собственном унижении.

Гай Попиллий Ленат опять прочищает горло и говорит:

— Пусть каждая центурия посовещается и даст мне ответ. Кто согласится, тот утром выйдет со мной через главные ворота, кто не захочет…

Легат не договаривает. Каждый и так знает, что будет с теми, кто не сдастся.

— Разойдись! — командует он.

Мой отряд собирается возле палатки, в которой живу я, на данный момент единственный жилец. Моим подчиненным не хочется принимать условия, но и умирать нет желания. Они ждут, что я заставлю согласиться, чтобы потом говорить, что не хотели, но опцион надавил. Им сейчас кажется, что будет не так стыдно, если перекинуть стрелки на меня. Только вот я не собираюсь сдаваться. Не из-за предстоящего позора. При желании я смогу удалиться от него на достаточное расстояние. Мир велик, и в нем много мест, где слышали, что есть какие-то римляне, но об их делах знают мало. Мне не хочется терять оружие. Я привык к своему луку, сабле и кинжалу. Да и кольчуга со шлемом дались мне не просто. С какой стати отдавать их каким-то дикарям?!

— Вы всё слышали, так что решение принимайте сами, а я передам его легату, — начал я. — Что до меня, то сдаваться не собираюсь. До вечера сколочу небольшой плот, сложу на него оружие, доспехи, припасы и личные вещи и ночью, держась за него, сплавлюсь вниз по реке. До рассвета уплыву далеко от кимвров. Там склочу плот побольше и на нем сплавлюсь до моря, найду место стоянки римских купцов и с ними вернусь в Мизен.