– Люби меня, как в последний раз, – прошептала Карин, потянувшись к его губам. – Люби меня сейчас.
Она почти прикасалась носом к его носу. Она скользила по его рукам, проводя пальцами по запястью, по предплечью, по плечам, и буквально цеплялась за его тело, начиная жадно двигать бедрами.
Пальцы Шефа сами сжимались на ее бедрах, а тело само срывалось, вколачивая в нее член. Она сразу начинала сладко кричать, постанывая и повторяя одно и то же слово:
– Люби…
Она его шептала, выкрикивала, стонала, когда прижималась к его телу, и пыталась целовать плечо, когда вскидывалась вверх, когда ерзала задом на его члене – жадно и неугомонно.
– Люби! – требовала она, и он забывал о своих сомнениях, забывал обо всем, переворачивая ее, укладывая ее на пол и нависая сверху.
Он целовал ее и трахал, а она продолжала шептать ему в губы:
– Люби… люби меня.
И он любил. Она извивалась под ним в оргазме, но продолжала просить, и он не останавливался: продолжал, вертел ее на полу, вколачивал ее в металл, затыкал ее рот собственными пальцами, а она кусала их и облизывала, но никак не прекращала просить.
– Люби.
И было в этом что-то дикое, что-то безумное, что-то ненормальное, но Шеф не мог остановиться. Он трахал ее, зная, что это действительно последний раз, а когда силы закончились у обоих, обнимал ее, прижимал к себе и тихо шептал:
– Прости.
Но она уже не отвечала, засыпая с сытой улыбкой на губах, но по ее правой щеке все равно катилась слеза, словно перестать плакать она никак не могла.
* * *
Завал был создан на скорую руку и толковой баррикадой не был, и только это и позволило Бергу и Ирону быстро от него избавиться. Они даже не разбирали его целиком, а лишь частично, чтобы можно было пройти, шагнули в другой зал, оглядываясь, и оба застыли.
Свет мгновенно потух, открылась дверь, ведущая в коридор, а там так же замерцала одна из ламп.
– Нас типа пытаются вывести? – спросил Ирон, пошатнувшись.
Берг уже свыкся со своим головокружением, как-то приспособился к нему, а Ирон не мог. Его время от времени вело в сторону и к горлу подступала тошнота. Он застывал, осторожно прислушивался к телу, к боли в животе и треску в голове, потом вспоминал, что он чудом еще жив, и заставлял себя делать шаг. Теперь он прислонился к стене, уперся в нее затылком и осторожно выдохнул, приходя в себя.
– Возможно, нас, наоборот, заманивают в ловушку, – ответил на это Берг, ожидая, когда Ирон сможет пойти дальше.
– Но выбора у нас нет? – уточнил тот, сползая по стене, чтобы немного посидеть.