— Он жив?
— Да, хозяин. Но ему очень тяжело, насколько я могу судить.
Я огляделся и двинулся к куче сухой листвы, что лежала в окружении нескольких фрагментов пола. Даргул погиб, раздавив одного из асмодерианцев. Проклятие тленного клинка сожрало этого карликового оок живьем. Я не смог сдержать тяжелого вздоха. Возможно, я бы даже пустил слезу, если бы еще помнил то чувство… Несколько листиков рассыпались прахом, и в затихающем свете керосинового пламени что-то тускло блеснуло. Я просунул руку в растительные останки и вынул оттуда семя. Крупное, величиной с персиковую косточку, но гладкое, покрытое толстой прочной шкуркой, это семечко пульсировало у меня на ладони, и я чувствовал, насколько оно важно! Даргул успел прибегнуть к призрачному шансу!
— Кто-нибудь! Мне нужен свет! Остались еще целые лампы?
— Бри! — послышался голос Инчиваля.
— Алфина, Бри! О чем ты думаешь?!
Мой друг очнулся на руках у Себастины и теперь смотрел на меня с таким осуждением, которого прежде я не встречал у него. Я забыл о старой кобре, я забыл об искалеченном теле, пока переживал этот кошмар! Как я мог?! Бросившись к ней, я на бегу выбросил саблю и подхватил тяжелый длинный меч. Тленный клинок перерубил цепь на раз, и бабка упала в мои объятия. Она оказалась невероятно легкой, почти невесомой, и очень, очень холодной. Раны, нанесенные ей мучителем, не оставили надежд на выживание, но Алфина л’Мориа — тэнкрис и обладает огромной волей к жизни!
— Бабушка? Это я, Бриан.
Я был уверен, что она вот-вот должна умереть, слишком страшно выглядела рана на груди, откуда торчал крюк. Я не осмелился вырвать его, боясь, что старуха умрет мгновенно, хотя, возможно, это было бы милосерднее! Но старая кобра вновь оставила позади любые сомнения. Она открыла глаза, и мне показалась, что за пеленой предсмертных мук она меня узнала…
— Чудовище…
— Да.
— Это чудовище… погубило ее… Это чудовище… погубило мою девочку…
— Ах вот ты о чем.
— Бриан.
— Узнала?
— Прости меня.
— Прощаю.
— Нет… ты не знаешь, за что прощаешь… так нельзя. Подними мою руку… Нет сил.
Я взял сухую тонкую руку Алфины.
— К лицу, Бриан…