Настолько, что… он не может чувствовать.
Просто не может себе это позволить.
– Лал, – повторил Даргел, на этот раз поднимаясь с кресла, – да что с тобой там случилось?! В этом Рагране?
– Где моя мать сейчас? – Я перевела взгляд на отца.
– Не знаю. Лаура, я не знаю. Они забрали ее и спустя время исчезли. Я долгие годы о ней ничего не слышал. Признаюсь, когда я встретил Ингрид, я и впрямь считал, что Оррис мертва. Но я не мог пойти в полицию, Лаура, понимаешь? Не мог. И я не лгал тебе, потому что думал, что…
– Это какой-то бред! – Даргел снова его перебил. – Отец, ты вообще себя слышишь?! Ты понимаешь, что ты несешь?!
– Понимаю. – Отец также резко поднялся. – Пойми и ты: у нас был ты, Даргел. И нам нужно было тебя кормить. Одевать. Нужно было тебя отдать в школу, и не в какую-нибудь, где ты превратился бы в уличного хулигана уже на второй год, а в нормальную, в достойном районе с достойными людьми.
– Ты всегда был зациклен на деньгах. – Даргел шагнул к нему. – Я думал, одна Ингрид помешана на роскоши и статусе, но нет, ты тоже. Только мне в голову прийти не могло, что ты на передовую бросишь ее. Женщину, которую, как ты говоришь, ты безумно любил!
– Довольно! – Я поднялась тоже. – Если вы пришли сюда, чтобы ссориться, можете сразу выйти и закрыть за собой дверь. Потому что, как вы оба уже знаете, я беременна и моему ребенку не пойдет на пользу, если вы решите сейчас выяснять между собой отношения.
Сработало: оба сразу посмотрели на меня.
– Ты не ответил на мой вопрос, пап.
– Ты же просила не называть тебя дочкой. – Лицо Юргарна Хэдфенгера исказилось.
– Я была не права. От того, что мы начнем делать больно друг другу, никому хорошо не будет. Расскажи, как ты узнал о том, что мама жива.
Я снова опустилась в кресло, отец последовал моему примеру. Последним сел Даргел.
– Со мной связались противники реформы Торна, Лаура. Представители оппозиционной партии, очень категорично настроенные против его идеи о том, что брак иртхана и человека, правление иртхана и человека – это сила, а не слабость. Всплыло старое дело, за которое я в свое время взялся по той же причине, по которой ваша мама пошла на эти исследования, но это дело ничего не значило бы… Когда все это случилось, когда обо всем стало известно Стенгербергу, мне позвонили и сказали, что твоя мать жива. И что, если я хоть слово скажу о том, что я на самом деле не связан с оппозицией, уничтожат не только меня, но и ее.
– И ты им поверил? Поверил, что она жива?
– Я целых две минуты смотрел на нее, Лаура. На нее, подключенную к системам жизнеобеспечения, пока все следы этого не были уничтожены вместе с моим ноутбуком. Он сгорел.
– Как ты можешь быть уверен, что это она? – выдохнула я. – Как ты… откуда ты знаешь, что это не актриса в гриме, очень на нее похожая, потому что…
– Лаура, – мягко перебил отец, – я сделал много плохого. Я совершил ошибку, когда позволил ей подписать тот контракт и отдал ее им после родов. Но я не лгал, когда говорил, что безумно любил Оррис. Я узнал бы ее даже через сто лет.
Я обхватила себя руками и откинулась на спинку кресла. Меня начинало знобить.