— Жив, сын мой жив! — радостно воскликнула маркиза. — Ах! Арман, вы вырвете его из рук этого злодея, не правда ли?
— Клянусь вам в этом! — торжественно отвечал де Бернэ.
27
МОРСКОЙ БОЙ
— Судно слева от нас! — крикнул караульный матрос на бриге Бискара.
Маладретт бросился к борту и направил в указанную сторону подзорную трубу, пытаясь рассмотреть судно, внезапно возникшее среди бури.
Туман рассеивался очень медленно. После шторма море всегда бывает некоторое время покрыто густым туманом, который совершенно скрывает от глаз окружающие предметы или же искажает их очертания.
Что могли разглядеть они в такую погоду на расстоянии двух миль? Ничего, кроме неясных контуров судна, которое быстро неслось по волнам.
— Французская конструкция, — сказал «Хромой», в свою очередь рассматривавший незнакомый корабль.
Но Бискар ничего не видел, ничего не слышал, углубленный в свои тревожные думы. Им овладело глухое бешенство.
В жизни преступников, всегда находящихся в возбужденном состоянии, бывают такие минуты, когда какая-то страшная, неопределенная тоска сжимает их сердца. Тщетно пытаются они стряхнуть с себя это тягостное состояние. Ужасные опасения, зловещие предчувствия не дают им покоя.
Нечто подобное происходило и с Бискаром.
Внезапное исчезновение обеих жертв вырвало у него крик бешенства не потому, конечно, что он заботился об этих негодяях, как величал он Мюфлие и Кониглю. Но какой-то инстинкт шептал ему, что они не погибли. Это казалось невероятным, и, тем не менее, он все-таки верил этому! Ему казалось, что природа насильно отняла у него его жертвы и, по странной аналогии, ему невольно приходило в голову, что, пожалуй, и Жак тоже уйдет из его рук.
Жак! Нет, быть не может этого! Да и самая мысль о спасении Мюфлие и Кониглю не была ли заведомой нелепостью?
Они были брошены в пучину, поглощены водоворотом.
В ту самую минуту, как все эти мысли вертелись в голове Бискара, кто-то хлопнул его по плечу.
Это был Маладретт.
— Бискар, — сказал он, — послушай-ка, что я тебе скажу.
— Что такое? — живо спросил глава Волков, внезапно оторванный от своих размышлений.
— Нас преследуют, — отвечал Маладретт.