Когда иду к выходу, задеваю Сокола плечом. Он хилый, сразу отшатывается, а затем бросает мне в спину:

– Расскажешь новенькой про пари – и твоя мать узнает, со сколькими бабами спит ее муж.

Я останавливаюсь. Мне секунда нужда, чтобы развернуться и впечатать Сокола в стену. Он смотрит на меня с превосходством. Скалится. Откуда-то узнал про девок отца. И про маму упомянул не зря. Знает же, что она едва не покончила с собой, когда ей сказали, что у отца кто-то есть. Об этом все наши знают. Но никто никогда на этом не играл.

Я еще больше отца ненавижу за то, что он не может по-нормальному. Не может ей не изменять. Она ведь у меня ранимая, хрупкая. Что ему стоит беречь ее покой, но нет… он упрямо продолжает спать со своими секретаршами, помощницами и девками легкого поведения. Просто потому, что это в его характере.

– Одно слово ей – и ты труп, Сокол. Я слов на ветер не бросаю, за мать убить готов, понял?

В его глазах наконец-то прорезается страх. Я понимаю, что он меня крепко прижал. После нашего разговора была мысль пойти к новенькой и всё рассказать. Теперь я не могу этого сделать. Этот ублюдок связал меня по рукам и ногам.

– Я рад, что ты меня понял, Огнев. Из игры ты выбыл, совсем скоро огласят новых участников.

– Ей ведь может и кто-то другой рассказать, – говорю, вспоминая, что у новенькой появилась подружка из его класса.

– Кто? Думаешь, Полинка расскажет? Она ни слова не скажет, если ее Орлов попросит. А он, как ты понимаешь, это сделает. Так что, Кирюша, без вариантов. Если она узнает – твоей маме все станет известно.

Я отталкиваю от себя Соколова и выхожу из комнаты, громко хлопнув дверью. Я зол так сильно, что даже алкоголь не прельщает. Вообще ничего не хочу и пораньше сбегаю с вечеринки. Домой идти тоже не хочется, и я сижу на улице.

А потом вижу, как мою соседку привозит Сокол. Черт, она что, совсем тупая? Неужели так сложно просто с ним не разговаривать? Я ведь предупредил, чтобы держалась от него подальше. Она меня не послушала, стоит, улыбается ему, руку протягивает. Мне отсюда почти ничего не видно, но стоят они слишком близко, а потом Женя ее еще и обнимает…

Мне вообще до этого не должно быть никакого дела. Я за бортом. Теперь играют совершенно другие люди, и я ни при чем. Я даже ставок не делаю, но чувство вины не спрашивает, нужно ли ему появляться. Оно просто есть – и всё. Я его чувствую. Оно пожирает меня изнутри. Я все знаю и не могу ей сказать, но ведь поговорить с новенькой и попытаться достучаться можно?

Я правда так думаю. Даже признаюсь, что отец меня бьет. Уверен, она не скажет никому. Только вот она начинает меня шантажировать, и я принимаю стойку. Надоело. За сегодня слишком много людей хотят меня поиметь. А она мне вообще никто. Расскажет кому-то? Пусть! Ей все равно никто не поверит. Хотя думаю, она не скажет. Не после того, как я пообещал превратить ее жизнь в кошмар.