– Для Лсела это сойдет за «нравился»?
– Вполне, – сказала Махит. Ну, конечно же, Искандру хватало обаяния находить друзей и по службе, и вне ее, и не терять их, даже если друг другу они не по вкусу. – Кому выгодна смерть Пятнадцать Двигателя, эзуазуакат?
– Любой, кто не хотел, чтобы ты узнала о старых друзьях Искандра. – Девятнадцать Тесло вызвала новый инфографик и надписала его быстрыми и мелкими движениями пальцев, составляя в воздухе список из слов-глифов. – Но, скорее всего: любой, кто хочет, чтобы все, кто втихомолку протестует против имперских методов подавления бунтов, перестали протестовать. Или тот, кто пытается разжечь общественный страх, в котором в последнее время недостатка нет из-за подобных инцидентов и антиимперских активистов, берущих ответственность на себя. Так что «кому выгодно» – очень интересная формулировка, Махит. Прибавим сюда половину эзуазуакатов, особенно Тридцать Шпорника, кому бы хотелось задушить любую торговлю, идущую в обход системы, где имеет экономический интерес его семья, и кто с радостью ухватится за повод в виде ксенофобии – а ксенофобию спровоцировать несложно, когда тейкскалаанцев взрывают за обедом… а, и ты. Если ты хочешь устранить союзников предшественника, дабы занять радикально новую позицию по дипломатическим отношениям Тейкскалаана и Лсела.
– Я ресторан не взрывала, – сказала Махит, пытаясь запомнить «Одилию» и «Тридцать Шпорника», пытаясь запомнить «общественный страх», предать памяти сейчас, чтобы потом собрать вместе все детали головоломки, покрутить, посмотреть, как они сходятся.
– А разве я сказала, что это ты, Махит? – спросила Девятнадцать Тесло, и снова возник вес ее внимания, намек на абсолютную и сочувственную близость. Махит представила ее с Искандром в постели – проблеск возможного воспоминания, а может, только желания. Голые тела. Нечто большее, чем политическая дружба. (А если и так, то что?
– Позвольте прервать, ваше превосходительство, – вклинилась Пять Агат, к немалому облегчению Махит. – Но вам стоит взглянуть на трансляции с плазы Центр-Семь.
Девятнадцать Тесло подняла обе брови.
– Тогда перекинь сюда, – сказала она. Пять Агат так и сделала широким взмахом ладони, поймав край одного из инфографиков и отправив с кометным хвостом к рабочему пространству Девятнадцать Тесло. Та поймала его серией движений руками и глазами, установила, раздвинула рамки, пока экран не повис, как окно в воздухе. Махит сделала шаг ближе, встала по левую руку эзуазуаката, пока Пять Агат встала по правую.
Во многом плаза Центр-Семь, показанная с какой-то камеры на высоте – установленной агентами Девятнадцать Тесло? Императора? Солнечных? Или Город сам приглядывал за собой? – напоминала плазу Центр-Девять, пусть и не была такой грандиозной по масштабу. Та же форма раскрытых лепестков – которая, как теперь знала Махит, может раскладываться в стены-барьеры; сплошные магазины, рестораны и, по всей видимости, либо правительственное здание, или общественный театр, если судить по размеру и статуям у фасада. Еще площадь была запружена тейкскалаанцами.
Некоторые держали плакаты.
Они кричали. Звук доносился с трансляции отдаленным ревом, неразборчивый.
– Вы не могли бы… – начала Махит.
– Сделать погромче, да, – сказала Пять Агат. – Ненамного. В зависимости от того, что они кричат, насколько отчетливо…
– Они кричат «Один Молния», – сказала Девятнадцать Тесло. – Если ошибаюсь, Пять Агат, куплю тебе на банкет императора на этой неделе новый костюм. Но все-таки включи погромче.
Толпа и правда кричала «Один Молния» – имя яотлека, названное Солнечными, когда они пытались ее арестовать. Командира флота, который в настоящий момент находился ближе всех к Городу. Они кричали его имя и четырехстрочные ямбические вирши, которые Махит различила только в виде ритма, построенного на возбужденном повторе «Тейкскалаан! Тейкскалаан! Тейкскалаан!» в конце.
– Они пытаются провести аккламацию без военных побед? – спросила Пять Агат.
–
– У меня сложилось впечатление, что это незаконно, – сказала она.
–
Пять Агат откашлялась и искоса поймала глаза Махит. Ей показалось, что помощница пытается извиниться.