Книги

Палимпсест

22
18
20
22
24
26
28
30

Если я буду нужен, позвоните, передал он.

Пирс сел за пустую столешницу и приложил ладони к регистрационной форме.

Целый континент, состоящий из алмазопамяти?

Одна мысль о таком количестве данных поражала воображение.

— Это должно быть где-то здесь, — с усмешкой пробормотал он.

Неистория

Одним из качеств, которые первым долгом должен развить в себе агент Стазиса, является терпение. Они не ограничены, конечно же, сроками жизни обычных людей, ведь их жизни длятся столько, сколько не всякая память способна удержать, и если они не примут случайную смерть от чужой или своей руки, то могут, в принципе, реализовать проекты, работа над которыми отняла бы целую жизнь у простого смертного. Но так они и жили бы, не будь у них возможности пользоваться основным рабочим инструментом — Вратами Времен.

Пирс же полагал, что поручение вице-канцлера будет вполне тривиальным. Возможно, поиск займет несколько часов, а может, и пару дней, пока он будет копаться в папках и сверять исторические записи. Всего лишь через несколько минут, с точки зрения оставшихся в том временном потоке, он возвратится триумфатором и доложит о своих изысканиях совету. Сири наверняка придет в восторг и напишет не один сонет, воспевающий его подвиги в Библиотеке (в социологических исследованиях, проводимых в Ленге, стихи были вполне обычны, так как этот формат обеспечивал наибольшую плотность упаковки информации). И эпоха, ставшая ему родной, будет избавлена от скорби и тщеты бессмысленной войны доктрин. Таков был его план.

Примерно через неделю после прибытия он понял, что план этот полностью провалился, и в неистовстве, смешанном с нарастающей паникой, выскочил из куба, чтобы немного прогуляться по биому и развеять черные думы.

Он прикинул в уме вычислительную сложность задачи.

Алмазопамять — чрезвычайно емкий и устойчивый субстрат для хранения данных. Она представляет собой решетку углеродных ядер, неотличимую от любого другого алмаза, с той только разницей, что она получена искусственно, и позиции атомов в узлах решетки кодируют данные. По умолчанию, атом углерода-12 соответствует нулю, а атом углерода-13 — единице. В 12.5 граммах алмазопамяти — один молярный вес[13], чуть меньше половины старой аптекарской унции — можно записать 6 * 10^23 бит данных, или, после сжатия, 10^23 байт. Континент, на котором находился читальный зал, был толщиной пятнадцать километров и занимал площадь около сорока миллионов квадратных километров, что примерно соответствовало совокупной площади Северной и Южной Америк в эпоху, когда родился Пирс. Он наполовину состоял из алмазопамяти, весившей 10^18 тонн, или же примерно 10^23 молярных весов. В одном молярном весе алмазопамяти могло уместиться больше данных, чем успело создать человечество к моменту рождения Пирса, в эпоху, известную как двадцать первый век. Цивилизации, над которыми господствовал Стазис в течение триллиона лет, накопили куда больше данных. Но все они рушились, а после этого агенты Стазиса навещали их Александрийские библиотеки и уходили оттуда с украденными данными, которые затем отправлялись в Конец Времен.

Основная трудность, с которой столкнулся Пирс, была такова: девяносто процентов содержимого Библиотеки составляла ложь.

Он начал с имевшихся у него двух фрагментов информации. С помощью телефона он без труда определил точные координаты портика своего ленгского дома и местоположение планетной системы в М-33, вокруг которой поднялся весь сыр-бор. Они соответствовали действительности. Согласно сообщенным Сири данным, десять миллионов лет назад робоармада Гегемонии направила в этот рукав лишь малый поисковый отряд, в то время как основной флот исследовал остальную галактику Треугольник. Он также знал — был уверен! — что Сири, Гегемония, город Ленг с его целебным средиземноморским воздухом и полными бессмысленной схоластики обычаями существовали. Она была его женой и возлюбленной почти два десятка субъективных лет, он жил в этом месте и следовал их обычаям в качестве высокородного почетного гостя десять из этих лет. Он мог припомнить ароматы, приносимые вечерним бризом среди жаркого лета, запахи цветков на побегах голубой розы, оплетавшей установленные в саду решетки для вьющихся растений…

Сперва он задал поисковой системе Библиотеки свой домашний адрес и личные данные и тут же получил сведения из похоронного реестра Автономного Директората, составленного за два года до первой беседы с Сири. Найдя там имена своих тестя и тещи, ликвидированных Полицией Правды за пособничество террористам и укрывательство членов сопротивления после того, как Ленг был освобожден победоносными армиями Директората, он пришел в замешательство. Затем он предпринял еще одну попытку, на сей раз его взору предстала сделанная вездесущими камерами Сири запись, на которой он возвращался с полевого задания в Константинополе — но на лице его жены не было ни восторга, ни крайнего возбуждения. Он перемотал запись назад, переформулировал поисковые запросы и, к немалому своему удивлению, обнаружил, что, если верить Библиотеке, Гегемония вообще не вела исследований в галактике Треугольник, но вместо этого сосредоточилась на Маффеи 1[14], удаленной еще на семь миллионов световых лет.

Той ночью он заказал себе две бутылки довольно неплохого «Сёра» и впервые за много лет напился до розовых чертей. Это был недальновидный ребяческий поступок, но повторяющиеся неудачи постепенно подточили его терпение. На следующий день, умудренный опытом, но и несколько раздраженный, он попытался снова, задав столу координаты собственного дома и запросив вид главного зала.

Там не было ни зала, ни Ленга, ни Гегемонии. Там были какие-то сердитые еноты с крючьями и шпорами, державшие путь через заросли вайды.

Пирс вне себя вылетел из куба. Некоторое время он просто стоял на берегу ручейка, тупо созерцая игру световых бликов на воде. Но этого оказалось недостаточно, и тогда он безжалостно сорвал с себя студенческую одежду, развернулся, взглянул на цепочку грязных следов, приведшую его в этот тупик, и бросился бежать. Достигнув воздушного шлюза, он не остановился, но выскочил из купола и стал по сложной петле бегать вокруг него, яростно топая по тротуару, сложенному известняковыми кирпичами, и каждый кирпич под ногами казался ему чешуйкой исполинской окаменевшей твари. Он обогнул светившийся во мраке купол слева, сделал полный круг, потом еще один. К концу забега он выбился из сил, легкие горели, ноги налились свинцом, пот ручьями стекал с его лица.

Он остановился, потом медленно побрел к воздушному шлюзу. Отдышавшись, он активировал телефон.

Торк, ваша гребаная Библиотека мне врет. Почему?

А, вы только что заметили. Торк казался огорченным. Войдите, и мы поговорим об этом.