Проезжая арку, машина на несколько секунд погрузилась в тень.
– Вы не могли бы придерживаться только бесспорных фактов? – попросила его с пассажирского сиденья Кертис. – А то от этих слов я чувствую себя неуютно.
– Мы знаем наверняка, что убийца так и не довел дело до конца. Прилаживая левую руку к тросу с внешней стороны, он потерял равновесие, полетел вниз, пробил лед и утонул, – объяснил Руш. – До чего досадно!
Легкомыслие, с которым агент ЦРУ рассказывал о смертельном падении преступника, низводя его до ранга совершенно заурядного события, удивило Эмили, и она, несмотря на свое мерзкое настроение, усмехнулась.
Руш, не в состоянии сдержаться, в ответ тоже ей улыбнулся и спросил:
– Что вы смеетесь?
– Да так, ничего, – ответила она и вновь уставилась в окно, когда машина въехала в скованный холодом город, – просто вы мне кое-кого напомнили, вот и все.
Чем дальше они углублялись в Мидтаун, тем хуже становилась дорога. А когда въехали в Вашингтон-Хайтс, увидели на обочинах огромные кучи снега, похожие на бортики дорожки для боулинга, – автомобили, норовившие съехать на обочину, благодаря им тут же возвращались на проезжую часть.
Бакстер раньше не бывала севернее Центрального парка. Здесь тоже с равными интервалами пересекались широкие улицы, но аккуратные здания скромно жались друг к другу, позволяя низко нависшему над горизонтом зимнему солнцу проливать свои лучи на улицы, а не толкаться среди небоскребов, напрочь перекрывавших кругозор. Эмили вспомнился игрушечных размеров город Нью-Йорк в Парке миниатюр, куда родители водили ее в детстве.
Когда водитель подкатил к парковке и тихонько ткнулся передним бампером в паркомат, не сумев вовремя затормозить на скользкой дороге, эта ностальгическая ассоциация померкла.
Над входом в 33-й полицейский участок красовался огромный белый навес. Под ним можно было увидеть седовласого офицера полиции, выполнявшего одновременно обязанности охранника и регулировщика. Выйдя из автомобиля, троица увидела, что он безрезультатно пытается убедить водителей, явно неспособных в таких условиях управлять своими автомобилями, отъехать от ограждения, выступавшего наружу на плавно изгибавшемся участке дороги, что для этого города с ровными, прямыми линиями было редкостью.
– Как я уже говорила во время нашей первой встречи, благодаря специфике места преступления нам удалось избежать огласки, – объяснила Кертис Бакстер, когда они подошли ко входу в участок.
Прямо под навесом, над двойной дверью, стену украшал синий значок Департамента полиции Нью-Йорка. В нескольких метрах справа от входа к стене припечатался зад внедорожника «Додж». За ним сломанным зубом возвышался на шесть дюймов над землей обрубок бетонного столба. Даже не приближаясь к машине, Бакстер увидела черные пятна засохшей крови, обильно испачкавшей кремовый салон.
Из двери вышли двое полицейских, прошествовали мимо картины разрушения прямо на их рабочем месте с таким видом, будто это был лишь выбранный без их ведома не самый удачный элемент декора, и выскользнули наружу.
– Давайте я сообщу вам, что нам известно, – сказала Кертис, опуская натянутую вокруг «Доджа» ярко-желтую ленту.
– Ничего, если я позвоню? – спросил Руш.
Этот вопрос ее немного удивил.
– Я и без того все знаю, – добавил агент.
Кертис махнула рукой, отпуская его, он вышел наружу, и женщины остались одни.
– Но перед тем как приступать, я хотела бы спросить: с вами все в порядке?