Закончив сдирать шкуру, вырезаю из неё длинную широкую полосу. Затем принимаюсь соскабливать с полосы остатки мяса и подкожного жира. Боевой кинжал плохо годится для таких манипуляций, нужен специальный резак шкуродера, но всё претензии к небрежной работе отсылаю Гораду, пусть ему икается там, где бы он не находился.

Стайка клювоголовов преследовала нас от святилища Йеноху довольно долго. Существа оказались весьма социальными, и убийство сородича им не понравилось. Но так и не решившись напасть, они в конце концов от нас отстали. Дальнейший путь проходил без происшествий. Предупрежден – значит, вооружен, и Майло безошибочно выбирал безопасную дорогу. Как бы он ко мне не относился, себе-то он точно не враг. Два десятка святилищ Йеноху тоже были помечены на его карте, и что подозрительно, одно из них оказалось как раз там, откуда приходил отклик от Крохи. Вот там следующую передышку и сделаем, пополним запасы воды и выясним, почему Кроха молчит, как закоренелая партизанка. Точно знаю, что она всё ещё жива. И это самое главное. В общем, настроил себя сдерживаться, гасить желание нестись сломя голову на выручку, не переживать раньше времени. Всё-таки, надо признать, Духовная связь – мощный стимулятор желаний, так и гонит вперёд. Но в опасных и неоднозначных ситуациях эмоции хороши лишь тогда, когда не застилают разум. Да, иной раз сложно им не поддаваться, в минуты гнева или сильного волнения, но жизнь вообще штука непростая.

Возвращается Майло, сваливает солидную пачку хвороста возле кострища. Толком контролировать пламя ни он, ни я не умеем, зажигалок нет (и снова спасибо Гораду, чтоб ты икал не переставая). Поэтому поступаю просто – жахаю кинжалом с Обжигающей вспышкой по подставленной палке, та воспламеняется, и Майло сует её в подготовленную кучку веток. Пока вожусь с заготовкой, он нарезает мясо с ляжек торопыги, нанизывает на заранее подготовленные прутики, и начинает прожаривать над слабыми языками пламени. Костерок небольшой, практически бездымный, только для готовки, вряд ли кто заметит со стороны. Разве что запах… но сырое мясо ни мне, ни Майло не по нутру, а подкрепить силы давно уже пора.

Вскоре я тоже присоединяюсь к Майло, опускаюсь на корточки возле костра и обрабатываю заготовку пламенем. Майло следит с заметным любопытством, не забывая прокручивать над огнём прутья с мясом. Заканчиваем почти одновременно. Майло протягивает мне свой «шашлык», а я ему – практически готовый ремень.

– Пряжки нет, уж не обессудь.

– Да и я готовил без соли и специй, – усмехается Майло, связывая узлом концы ремня на талии и с явным удовлетворением запихивая за него кинжалы. – Так что в расчёте.

Даже не думал, что настолько проголодался, когда вонзаю зубы в мясо и тут же захлебываюсь слюной. Чёрт, а ведь реально вкусно. Разве что суховато получилось.

– Знаешь, Зуб, – пират верен себе и несмотря на голод, жует с деланной ленцой, словно может спокойно обходиться без еды несколько месяцев, как полярный земной медведь. Или как клоун со стажем. – А найми меня в свой клан следопытом. Как нанял Команча. Толку от меня будет больше. Команч только и делает, что шныряет по Черепу Властелина и его окрестностям, я же могу добывать информацию там, где он никогда не бывает. Так мы точно не будем с тобой врагами, и Хорка меня не тронет.

Предложение застает немного врасплох, но причину понять несложно.

– Боишься Хорку? – добрый глоток из фляги помогает протолкнуть в глотку застрявший кусок, молча передаю флягу пирату.

– Нечего так ухмыляться, – ворчит Майло. – Будь ты на моём месте…

– Не сам ли ты поставил себя в такие условия? Есть замечательная поговорка – если делаешь то, что делаешь всегда, то и получаешь то, что получаешь всегда.

– Слышь, философ, а шёл бы ты… горячо любимой народной тропой. Неужто так сложно просто подумать?

– Я уже и так дал тебе кучу обещаний, Майло. Мы оба не доверяем друг другу, так что заканчивай кривляться. Впрочем, обещаю ещё раз, что пока мы на этом острове, в спину тебя не ударю, а дальше… будем посмотреть.

– Не ударишь в спину? Вот это действительно смешно. Ты знаешь далеко не все мои возможности. Тогда, на острове Потерянных Душ, ты сумел застать меня врасплох. Но сейчас – вряд ли, я уже хорошо к тебе присмотрелся, Зубик.

– Ох уж эта демонстрация крутости, – забираю у Майло флягу. – Никогда не надоедает, да? Ты слишком боишься показаться слабым, но в этом нет ничего зазорного. Рано или поздно для любого сура неизбежно наступает момент слабости. Это не катастрофа, а всего лишь момент, он пройдет, и дальше все пойдёт своим чередом. Мы не роботы, а живые существа, со всеми присущими нам достоинствами и недостатками.

– Слабый человек достоин лишь жалости и презрения, – с ожидаемой насмешкой парирует Майло. – Презрение я готов стерпеть, жалость же – нет. Именно поэтому не могу позволить себе выглядеть слабаком, как ты. Говоришь, неправильно себя веду? Но по мне, это у тебя проблемы. Если и дальше будешь вести себя как простак, то твоё невероятное везение исчерпает себя, ведь ничто не длится бесконечно.

Майло хватает зубами следующий кусок мясо, пренебрежительная гримаса не сходит с его худощавого и заметно осунувшегося после встречи с Призраком лица. Он всё же не может полностью скрыть, что мои слова его чем-то цепляют, заставляют задуматься. Не зря же я, в конце концов, прокачиваю харизму.

Я тоже не тороплюсь продолжать диалог. Жалость и презрение, говоришь? Прости, Майло, но ты не выглядишь для меня загадкой. Ты отвергаешь все отношения, кроме враждебных, лишь бы избежать ответственности в любой форме. Избежать моральных потерь. Что ещё это может вызывать, кроме жалости и презрения? Ты убедил себя, что жить гораздо легче, когда все эти ненужные вещи – совесть, мораль, сопереживание, отметаешь как шелуху. Но вот вопрос: что от тебя остаётся, если выбираешь такой путь? Жизнь, лишенная глубинного смысла, подчиненная лишь животному началу, удовлетворению лишь простых низменных инстинктов… Сдаётся мне, лишь шелуха от души и остается. И это точно не мой путь.

– Если тебя послушать, то выходит, что Пастуха завалил слабак, – напоминаю я. – А крутые перцы из «Серого ветра» приходили на него только полюбоваться. Издалека. Не парадокс ли?