Отец Даниил глядит ему в глаза без страха и без покорности – но тревога в них видна. Полкан кладет ему свою тяжелую лапу на плечо.

– Ты куда собрался, лапоть? Начинает дождик капать…

– Не понимаю я. Не слышу.

– Вот и я, брат, не понимаю. Сотник говорит, ты еле на ногах стоишь, на дрезинах-то тебя с собой брать не хотел, жалел, а ты на своих двоих от нас собрался!

– Не понимаю.

– Куда ты идешь, говорю? Куда собрался? В Москву?

Полкан машет ручищей в направлении столицы, но отец Даниил уже по губам понял про Москву. Кивает, как ни в чем не бывало:

– Я до Москвы. Мне в Москву же надо. Я говорил.

– Говорил-то говорил, да разве так у нас можно просто взять и пойти? У нас же тут, батюшка, для того наш Пост и поставлен, чтобы не шлялись люди туда-сюда без разрешения.

– Что? Не понимаю.

Полкан прикидывает что-то, трет свой потный ершик вокруг проплешины.

– Ну ничего, поймешь еще. Все ты у меня, родимый, поймешь. Пум-пурум-пум-пум… Слышь, Сереж, а что у нас, изолятор-то ведь свободный стоит, а?

– Так точно, Сергей Петрович.

– Вот давайте мы святого отца туда и упакуем пока что. Решетки там наварите на окна еще, ладно?

Тамара, которая все еще стоит тут, рядом, взрывается:

– Не смей! Это божий человек, монах! Не смей его арестовывать!

Тут и Полкан уже принимается орать:

– Иди-ка ты, Тамарка, лесом! Ты своим занимайся, а я своим буду! Хватит! Сказал, посидит, значит, посидит! У нас тут один комендант, ясно тебе или нет?! Пошла!

– Ты об этом еще пожалеешь!

Она срывается с места и бросается в подъезд.