Это кто с чердака вылез? Попадья с кошкой? Обычно люди самое ценное при себе держат. А тут – кошка драная, полосатая, смотрит злобно. Крыс ловит, батюшке в кровать приносит? Тогда вопрос снимается. Ценная скотинка, хоть и похожа на драную горжетку. Да, народу тут многовато. Палий и Демченко пойдут куда–нибудь, Шульга – тоже. Я на чердаке могу спать, оттуда обзор хороший. А товарищи у меня воспитанные, ничего плохого не сделают. Да и не в том они сейчас состоянии. Положь бутыль! Уже банку грохнул!
Палий отстал от вожделенного самогона. И чего это за жизнь такая? И не выспался, и голодный, и трезвый. А рука болит, между прочим. И попадья страшная, толстая да рыжая, на квашню похожа. И замужняя. Такую коровой не прельстишь. И Шульга рядом вертится, а это примета поганая, хуже, чем батальон немцев с утречка навстречу. Нету грошей, нету. И не будет. Да еще Левчука вытаскивать надо. Полудурком обзывался, а сам? Да кобыле понятно, застрял. Вроде и не такой он и толстый, чтоб под вагон не влезть, а застрял. И шо делать? По частям пилить? Так это, он испортится, помрет. Привязать его к лошади за ноги и поехать? Так голову оторвем. Левчук, ты со страху не умер? Ты кожух сними. Снимай–снимай. Может, протиснешься. Сало втянул! И вылазь себе потихоньку.
А я пойду, кожух продам. Людоньки, от это скорость! Вылез! Это в цирке показывать надо. Да не буду я твои лахи продавать, жадюга. Забирай, у меня своих вошей полно, еще не хватало, чтоб твои с ними переженились.
Потолок беленький. Обои в полосочку. Кровать. Кровать с постельным бельем. Окно. На окне цветы стоят, столетники. Крысюк на табуретке сидит, самокрутку сворачивает. А прогрессор так надеялся, что эта перестрелка – просто сон, дурацкий сон от переедания на ночь. И бок болит не иллюзорно. А антибиотиков то нету. И анальгетиков – тоже, кроме самогона.
– Барышня кисейная изволили продрать глазоньки, – ну издеваться–то зачем? У разных людей разный болевой порог. Крысюк шарил по карманам в поисках спичек. Тоже мне, медсестра нашлась.
– От только дыма тут и не хватало, – оживился Марчук–усатый, – на улице кури.
Марчук–рыжий матерно высказался – курите где хотите, только спать мешать зачем?
– Я– то пойду, только если кому приспичит – я не виноват.
Однофамильцы прыснули.
– А барышня кисейная еще и спарализованая? Ты пошевелись, а то лежишь бревном.
Паша с превеликим удовольствием показал Крысюку средний палец. Увы, он жеста не оценил.
– Ты б лучше пожрать принес, – Марчук–усатый сегодня еще не шарил по чужим курятникам и поэтому не позавтракал. И седой уже человек, а если у кого на постое – то все сожрет и казанки повыскребает. У Марфы–кривой куры из–за него летать научились, полсела сбежалось посмотреть. Неместный он, с какого–то города, где арбузы сплавляют. Ох, смеху было – сцепился с Шульгой, не понял, что такое кавун. Чуть до драки не дошло. И все равно – кавун в болоте не растет. И в лесу не растет. Нежное дюже растение, ему жара нужна. Зато вкусное. Здоровый такой, круглый, зеленый в черную полосочку. Командир еще говорил, что в Мексике с него цвета на ихний флаг взяли. Ну да, по–нашему – кавун, по–вашему – арбуз. А дыня все равно получше. И до лета ждать надо. Да и будет ли кому те дыни с кавунами выращивать?
Заныла под дверью кошка, интересно ей, что там люди делают? Сало едят? Или столетники грызут? Влезла в комнату, хвост задрала, уши драные торчком. Крысюк самокрутку в карман спрятал, хотел глупую тварь за шкирку взять да выгнать, а кошка ему об ноги трется, мурчит.
Марчук–рыжий фыркнул.
– Только вякни. Мне и так на свадьбу мышеловку подарили.
– И что? – прогрессор наконец принял сидячее положение.
– Да ничего. Дал тому умнику в морду.
– А мышеловка хоть пригодилась?
– Нет, у меня Мурчик жрет мышей, тараканов, мух, птенцов и холодец. Даже гадюку раз поймал.
– Кота холодцом кормить? – Марчук–рыжий ушам не верил.