Смотреть на Милу было приятно, и в голове у меня начали возникать мысли определённого характера, какие обязательно должны были появиться у нормального шестнадцатилетнего парня при виде полуобнажённой девушки. А ведь всего лишь час назад, стоя под дождём, я крепко обнимал эту девчонку, и у меня в голове ничего подобного не возникало. Зато теперь, в тепле, всё было иначе.
Я смотрел на неё и не мог отвести взгляда. Потому что, откровенно говоря, смотреть было на что: помимо красивого личика, Мила могла похвастать отличной фигурой с не по годам развитой грудью. Не настолько большой, чтобы она казалась неестественной, но в самый раз, чтобы притягивать восхищённые взгляды сверстников. И вся эта красота была едва прикрыта простынёй.
Иногда простыня съезжала от движений Милы, и девушка поправляла её, лишь когда грудь обнажалась чуть ли не полностью. Я почувствовал, как участился мой пульс. Даже есть расхотелось. Сама Мила, похоже, не понимала, как это всё выглядит со стороны. Возможно, она не отошла ещё от пережитых приключений и мыслями была далеко отсюда. А вот мои мысли всё больше крутились вокруг спадающей простыни.
Но превращать опасное приключение в романтическое — было не самой лучшей затеей. Если мы хотели выжить, нельзя было отвлекаться ни на что. К тому же я понимал: если нам удастся спастись, Мила с её замечательной грудью никуда от меня не денется. Поэтому я решил продолжить разговор, чтобы таким образом отвлечься от неуместных мыслей.
— Красивое у тебя имя, — сказал я и понял, что пока отвлечься не очень-то получается, навязчивые мысли повлияли даже на тему разговора.
— Вообще-то, я Милослава, — ответила девушка. — Но мне не нравится полная версия. Мила лучше.
— Надо нам, Мила, распланировать наши дальнейшие действия, — я всё-таки перевёл разговор на правильную тему, подошёл к окну, посмотрел на непрекращающийся ливень и добавил: — Но пока выходить на улицу что-то не хочется.
— Мне тоже, — сказала девушка. — Может, подождём окончания дождя?
— Или рассвета, — поправил я. — Если к рассвету, ливень не прекратится, всё равно надо будет отсюда уходить. А сейчас надо ложиться спать. Нужно восстановить силы по максимуму.
— Спать будем по очереди? — спросила Мила.
— Не думаю, что в этом есть необходимость. На двери есть засов, мы можем закрыться изнутри, спящими нас не застанут. Не смогут сразу открыть дверь, подумают, что с замком что-то. Будут с ним возиться, а мы за это время через окно, в которое ты влезла, убежим в лес.
— Хороший план, — похвалила меня Мила.
— И я думаю, что спать нам лучше в одежде, она явно уже просохла у камней. Времени одеться не будет. И надо сейчас собрать еды и воды в дорогу, неизвестно сколько ходить будем.
— Сейчас я соберу, — сказала девушка. — Там кто-то сумку спортивную оставил в предбаннике. В неё всё и сложу.
Мила отправилась складывать в чью-то сумку продукты и бутилированную воду, а я перетащил диванчик из комнаты отдыха прямо к входной двери, чтобы наверняка расслышать, когда в замке начнут проворачивать ключ.
Через пять минут мы уже улеглись: Мила на кровати в маленькой комнатке, я на диванчике у входа.
К моему удивлению, сразу уснуть несмотря на большую физическую усталость, не получилось. В голову лезли разные мысли, вытесняя друг друга: про Милу и её красивую грудь, про убитого бандита, про предстоящий путь и будущую жизнь, про прошлую жизнь и бывший родной дом. Всё это чуть ли не взрывало голову, и я попытался думать о чём-то одном, чтобы успокоиться и всё же уснуть.
Когда я принял решение оставить в голове лишь одну мысль, мозг решил, что это будет воспоминание о доме. Это было жестоко с его стороны, настроение сразу испортилось, но зато я быстро уснул.
Проснулся я от громкого разговора на улице. Причём переговаривалось несколько человек. Быстро подошёл к окну и осторожно посмотрел в него, стараясь, остаться незамеченным. Увиденное одновременно и обрадовало, и испугало: на большой поляне между домом и баней, где накануне стояли лишь машины отдыхающих, теперь припарковались два полицейских автомобиля.
С одной стороны, это избавляло нас от возможных долгих блужданий по лесу, можно было выйти и попросить помощи, но с другой — мы вчера убили человека, и пусть это была самооборона, и никто этого не видел, но при виде полицейских стало не по себе. Захотелось убежать.