Глава рода вздохнул ещё раз и добавил:

— Выбраковка.

И тут мне стало плохо по-настоящему. Выбраковкой назывались случаи, когда один из детей в семье эльфов или орков по достижении шестнадцати лет становился человеком. Это было довольно редким явлением, а уж в таких аристократических и могущественных родах, как мой — практически невозможным. Во всяком случае, в нашем роду до меня выбракованных не было.

Обычно такое происходило, когда наследник не ощущал со своим родом ментальной связи или когда какое-либо его качество или черта характера шли вразрез с определяющими характеристиками расы. Например, выбраковкой мог стать трусливый ребёнок в семье бесстрашных орков или несдержанный и болтливый ребёнок эльфов.

Но почему выбраковкой стал я? Понять это было невозможно. Да куда уж там понять — я даже принять этот факт отказывался. Я ощущал себя настоящим стопроцентным эльфом, выросшим в традициях нашего рода и расы. В конце концов я негативно относился к людям, и сама мысль, что я человек вызывала у меня отвращение.

Но почему-то Силе внутри меня было всё равно, кем я себя ощущал. Она проснулась и окрасила мою ауру зелёным — цветом самой непривлекательной расы на Земле.

Сразу стало понятно, почему дед не смог сдержать эмоции. Их всплеск оказался столь мощным, что Сила главы рода вышла наружу и придавила всех, кто был вокруг. Но у каждого члена семьи был амулет рода, который защитил нас. Поэтому пострадала лишь прислуга, не имевшая таких амулетов. Помимо того, что двое упали в обморок, у всех остальных носом пошла кровь и разболелась голова. Но мне в этот момент было плевать на прислугу, я с ужасом пытался осознать свой новый статус.

— Папа, мама! Как такое могло произойти? — воскликнул я, из последних сил сдерживаясь, чтобы натурально не зареветь. — Почему?

Отец посмотрел на меня с невероятной тоской во взгляде и ответил. Точнее, даже не ответил, а просто произнёс то, что вертелось у него на языке:

— Позор.

Осознать, что ты стал позором семьи, ничего, по сути, не сделав, было трудно, и мне стало ещё больнее.

— Николай, Ольга! Мои соболезнования! — голос младшего брата отца, Павла Константиновича Седова-Белозерского прозвучал в тишине как выстрел.

«Соболезнования» — это слово ранило сильнее, чем сказанное дедом «выбраковка». Обо мне говорили так, будто меня не существовало. Все делали вид, будто меня в этом зале нет. И это было крайне неприятно и обидно. Я возненавидел родственников, которые принялись выражать соболезнование моим родителям и покидать зал.

В глазах некоторых дальних родственников я заметил радость — многие недолюбливали моего отца и завидовали. А теперь князь Николай Константинович Седов-Белозерский оказался в ситуации, что не позавидуешь. Его старший сын стал выбраковкой.

Мне было больно смотреть на всё это. И тошно. Меня чуть не вырвало, но я держался. Всё же я был воспитан как эльф, а эльфы не имеют права раскисать ни при какой ситуации.

Очень быстро в гостиной остались лишь родители, дед и брат мамы, князь Владимир Николаевич Волошин — дядя Володя, как я его называл, когда мы были наедине. Ушла с глаз долой на всякий случай даже прислуга. А ещё увели Андрея и Машу, моих младших брата и сестру.

— Мама, — сказал я. — Что теперь…

— Извини, но я тебе больше не мать, — перебила меня мама. — А ты мне теперь не сын. И ты должен это понять и принять. Таковы правила.

— Как не сын? — пробормотал я в растерянности.

— Таковы правила, молодой человек! — отрезал отец.