Это особая, редкая и уникальная ситуация. Такое бывало в истории, но не часто, и всегда рассматривалось как ненормальное состояние.

Томаш Масарик стал чехословацким политиком ещё до провозглашения Чехословацкой Республики в 1918 году. Уже в 1917 году он занялся армией — белочехами, которые были рассредоточены в охваченной революцией России по всей транссибирской железной дороге. Он возвращал войска на родину. Но занявшись этим, он перестал быть философом, ушёл с этой позиции и занял другое место. Он создал это место и занял его.

Сегодня в Беларуси нет места методолога. Это место возможно только как дополнительная позиция к позиции практика. Философская же позиция автономна. Но она должна быть заполненной, а не пустой.

В Беларуси есть философы. Немного, но есть. Но они другие. Они не у Доски. Им нет дела до практики, до политики.

Валентин Акудович сознательно декларирует неприятие политики, и его метафизика сведена к «ничто».

Алесь Антипенко ушёл в себя. Что он там ищет, мне неведомо, да и поделиться своими находками он не может, сколько бы ни прикидывался носорогом.

Игорь Бабков философствует в поэзии, которая, если всерьёз относиться к Платону, есть полная противоположность практике.

Большинство же философов заняты либо схоластикой, либо тавтологией.

Я не могу оставить философскую позицию пустой — ни у Доски, ни в реальной Беларуси. Этого не позволяет мне моя совесть, все мои знания и четвертьвековой опыт исследований, вся моя философия. Уход из философской позиции был бы предательством дела моей жизни.

Но я отчётливо вижу, что из моей философской позиции возможно практическое политическое действие. Более того, политическое действие в современной ситуации, сложившейся в реальной Беларуси, возможно только и исключительно из философской позиции.