– Папа Лусэро умирает. Он позвал меня на проводы. Это традиция, это большая честь. И это очень трудная работа, поверьте мне. От такого приглашения не отказываются. Папа лучше меня. Мудрее, опытнее…
Голос великана понизился до шёпота. Гуру приходилось напрягать слух, чтобы разобрать, о чём говорит антис.
– Я отказался! Пообещал и отказался. Я преследовал Натху. Я гонялся за ним по всей Ойкумене. Хотел убить, хотел спасти; сам не знаю, чего хотел. И вот результат. Натху я потерял. Лицо потерял. Уважение потерял. Друзей потерял. Жизнь, смерть – всё потерял. Зачем мне жить, гуру? Зачем, если жизни – нет, смерти – нет? Жить я не могу. Умереть тоже не могу!
Папа Лусэро умирает? Это было для йогина новостью. Впрочем, что значит смерть? И что значит смерть для антиса? Умрёт лишь малое, физическое тело – оно не вечно даже у исполинов космоса. Куколка раскроется, выпуская на свободу прекрасную бабочку… О какой работе упомянул Кешаб? «Очень трудная работа…»
Великан расхохотался. Смех его походил на лай.
– Я не могу умереть! Прыгнуть со скалы? Застрелиться? Принять яд? Я уйду в волну прежде, чем…
Горакша-натх пропустил момент, когда смех перешёл в глухие рыдания. У гуру мелькнула мысль, что в большом теле Кешаб мог бы броситься в объятия ближайшей звезды и таким образом свести счёты с жизнью. Он знал минимум о трёх антисах, погибших подобным образом – случайно или намеренно. Но меньше всего на свете йогин собирался давать лидер-антису советы, как тому наложить на себя руки.
– Кто не знает сомнений, тот стоит на месте, – Горакша-натх подбирал слова с величайшей осторожностью. Он словно шёл по хрупкому льду. – Кто стоит на месте, тот не придёт к истине. Разве нам обещали, что путь будет прямым? Будет единственным? Вы выбрели на перекресток, шри Чайтанья. Дороги разделились, и вы растерялись, не зная, какую выбрать.
– Да, гуру!
– Но растерянность не приговор, и не повод для осуждения.
Жестом йогин остановил Кешаба, уже открывшего рот, чтобы возразить – и антис промолчал, весь обратившись в слух. Многие ученики слушали гуру внимательно, но лишь сейчас Горакша-натх видел, как затасканный оборот речи обретает наглядное воплощение.
– Лусэро Шанвури ещё жив, как я понимаю?
– Да, гуру.
– Натху тоже жив. Да, он в плену, но нет ничего вечного. Плен – тоже не навсегда. Совершать ошибки – это в человеческой природе. В этом нет стыда. Стыдно не признавать своих ошибок, упорствовать в заблуждении. Путь упрямства ведёт в тупик, но вы, шри Чайтанья, избежали тупика. Иначе вы бы не обратились за советом.
Антис смотрел на йогина с такой надеждой в глазах, что гуру сделалось зябко. На миг ему показалось, что Кешаб явился к нему за серьгами
– Стыдно впадать в уныние. Стыдно отчаиваться. Стыдно опускать руки. Признать ошибку значит встать на путь исправления. Встать и сделать первый шаг.
Тишина. Не слышно даже дыхания людей. Лишь за дверью мерно поскрипывал пол: начальник караула не находил себе места. Он очень старался не шуметь, и у него даже получалось, пока тишина не разоблачила начальника.
– Выбор, – голос подвёл Кешаба. Великану пришлось откашляться, прежде чем он сумел продолжить. – Скажите, гуру… Что бы выбрали вы?
Горакша-натх молчал.
– Доведись вам выбирать между жизнью и смертью, а? Что выбрали бы вы сами?!