В общем, у Павла Васильевича и Марии Петровны всё складывалось очень удачно. А мне сегодня надо было решить ещё один наболевший вопрос – поставить, так сказать, все точки над «i», в своих отношениях с Машенькой Беневской.

По прибытию в Гатчину, я смог только через своего управляющего отправить ей вещи, переданные со мной Аркадием Семёновичем. Как выяснилось, в отличие от брата, снимавшего в столице комнату, Мария проживала в доме у родного брата её дедушки по линии Нины Викторовны. Дядя матери Марии был, всего лишь на всего, бывшим членом Главного военного суда генерал-лейтенантом Иващенко Порфирием Алексеевичем.

После нашей эпопеи встречался с Марией всего дважды. Служба занимала всё время. И вот сегодня я у неё на дне рождения. В шесть вечера начнётся торжество, а пока гости стекаются в дом генерала Иващенко. По столичным меркам, очень неплохой такой домик. Будет где и за столом посидеть, и зал есть для танцев, где стоит очень хороший рояль. Когда Мария меня представляла в нашу первую встречу в январе двоюродному дедушке и его семье, пришлось песни попеть под аккомпанемент Марии.

Вручив имениннице шикарный букет роз, и, приложившись к ручке, был познакомлен Марией с теми гостями, что уже успели прийти. Это были две симпатичные девушки однокурсницы и её друг детства – Борис Викторович Савинков, прибывший в столицу решить какие-то семейные финансовые дела, перед тем как убыть в Цюрих, куда уже уехала его жена.

Раскланявшись с молодым человеком, на лице, которого так забавно смотрелись усы с загнутыми вверх концами, особенно на фоне больших залысин, ушёл в кабинет хозяина дома, чтобы выразить старому генералу своё почтение. Там познакомился с младшим сыном Порфирия Алексеевича капитаном гвардии Владимиром Порфириевичем, служившего на Охтинском пороховом заводе в должности начальника пироксилинового отдела.

Пообщавшись с ними минут десять, покинул кабинет и отправился в комнату с небольшим балкончиком, чтобы подышать свежим воздухом и кое-что обдумать. В доме Иващенко топили хорошо, плюс генерал признавал только свечное освещение, так что в моём парадном мундире было несколько жарковато.

Пока шёл к балкону, проанализировал информацию по Савинкову и иже с ним. Три года назад Борис Викторович, возможно, будущий вдохновитель боевой организации партии эсеров, которой ещё нет и в помине, был арестован в Варшаве за революционную деятельность, но потом отпущен. Год назад его снова арестовали и вновь выпустили. В этом году он женился на дочери писателя Глеба Успенского и месяц назад, отправил её беременной в Швейцарию, куда собирался выехать в ближайшее время и сам.

«Зашевелились товарищи революционеры, – подумал я, открывая дверь на балкон и выходя на него. – И полгода не прошло со дня смерти Александра Третьего, а в Мюнхене и Цюрихе начали собираться и консолидироваться революционеры всех мастей. Пошли разговоры о создании единой революционной организации. И одну из первых скрипок начал играть Володя Ульянов, выехавший за границу меньше, чем через месяц после смерти императора. За это время Ульянов-Ленин, псевдоним остался тем же, успел издать несколько работ, будто бы написал их заранее. И неплохих работ, признаться. В опубликованном произведении „Что такое „друзья народа“?“ впервые выдвинута идея „революционного союза рабочих и крестьян как главного средства свержения царизма, помещиков, буржуазии“. А в работе „Что делать?“ прозвучало: „Дайте нам организацию революционеров – и мы перевернем Россию!“ Жандармы, конечно, держат руку на пульсе, но события готовы поскакать вскачь, надо готовиться и думать, как это всё повернуть в менее кровавое русло».

– Маша, значит, ты не поедешь в Берн, как мы планировали до этого?

– Нет, Борис. И здесь в Петербурге отличный женский медицинский институт. Нам читают лекции такие светила отечественной медицины, как Альбицкий, Бехтерев, Вреден, Ивановский, Кульнев, Левин и многие другие. Зачем ехать за границу, когда всё есть дома. Тем более, я сейчас помогаю Бутягиным, которые изобрели чудо-лекарство. Это так здорово! – Беневская мечтательно улыбнулась. – Я чувствую, что живу полной жизнью!

– А как же наши мечты о помощи народу, о решительных изменениях в обществе?! Все прогрессивные люди собираются за границей: Плеханов, Чернов, Аксельрод, Ульянов и многие другие. Готовится объединение всех революционных сил! Нам надо встать под их знамёна!

– Борис, Борис, я, видимо, выросла, – Беневская грустно улыбнулась. – Знаешь, когда рядом с тобой свистят пули и рвутся снаряды, когда ты видишь убитых и страдания раненых простых солдат и обычных жителей, мировоззрение меняется. Только в Благовещенске я поняла, что мы не знаем своего народа, которому так хотим принести свободу, равенство и братство. Простому народу этого не надо. Они хотят просто жить.

– Это тебе твой жених, флигель-адъютантишка такого наговорил? – зло бросил Савинков.

– Не надо так говорить про Тимофея. Он до такого положения в обществе дорос из обычного казака, сироты-пастуха. Всего достиг сам, не раз проливая кровь. Все его награды боевые, а не получены расшаркиванием на паркетах. На Дальнем Востоке Ермак, такое у него прозвище, легендарная личность, о нём там, чуть ли не былины и песни слагают, – ноздри Беневской гневно расширились. – Кстати, в своём подаренном царём имении он организовал настоящую коммуну. Мой брат просто в восторге. Он там прожил целую неделю, изучая опыт, так как хочет точно также всё организовать в нашем хозяйстве. По его словам, за неполный десяток лет крестьяне, работающие в имении, достигли достатка, о котором не могли и мечтать. Они буквально молятся на, как ты только что сказал – флигель-адъютантишку.

– Значит, ты решила отказаться от революционной борьбы?! Выйдешь замуж за этого Аленина-Зейского, нарожаешь ему детей и будешь жить барыней в вашем поместье?

– Эх, Борис… Ты так ничего и не понял. Я не хочу заводить, особенно сегодня, дискуссии о необходимости революционных преобразований в России. Просто поверь, мне это теперь неинтересно. А по поводу жениха и замужества… Пока предложения я от него не получала, хотя в любви он мне объяснился. Это было так романтично, – девушка смущённо хихикнула. – Представляешь, мы с ним осматривали недостроенный собор в Благовещенске, когда китайцы открыли по городу артиллерийский огонь. Кругом разрывы гранат гремят, а Тимофей мне рассказывает о своей любви.

Беневская невольно покраснела, вспомнив продолжение этого признания.

– После последней встречи в Благовещенске в июле прошлого года, я с ним виделась всего два раза, – Мария вновь хихикнула.

– И чего ты смеёшься? – угрюмо спросил Савинков.

– В феврале мы ходили с ним в Мариинский театр на «Пиковую даму». Как там пел Давыдов в роли Германа! Это просто чудо! А, Тимофей, представляешь, он там чуть не заснул. Извинился потом, сказав, что это его второй выходной за полгода, и что спит не больше четырёх часов в сутки. Служба… - девушка уже грустно вздохнула. – А первый его выходной был в январе, когда он приходил сюда в гости. Так что при таких темпах ухаживания я, скорее всего, старой девой останусь.