— А может, у них нет войн? — предположил Малышев и даже приостановился, пораженный собственным высказыванием.

— Как это «нет»? — удивился Майер. — А что же тогда у них есть?

— Например, мир, — хохотнул Валерка. — Вечный и нерушимый.

— Так не бывает, — убежденно сказал Руди. — Где-нибудь, пусть небольшая, но война всегда есть обязательно. Это сидит в человеческой натуре так глубоко и прочно, что никаким воспитанием и никакой моралью не выковыряешь. Даже христианской.

— Я бы даже сказал, в особенности христианской, — уточнил Карл Хейниц.

— Почему «в особенности»? — лениво поинтересовался Вешняк.

— Потому что история христианства — это история войн за веру.

— Или преступлений во имя веры, — поддержал разговор Велга. — Например, испанская инквизиция.

— А подвиги? — тихо спросила Аня, но так, что ее все услышали.

— Что «подвиги»?

— Подвиги во имя веры? Разве их не было? Или было мало? Причем не военные подвиги, как вы сразу подумали. Точнее, не только они или даже не столько они. Подвиги духовные. Вы, Саша, просто плохо знаете историю христианства. Вернее, совсем ее не знаете. Это понятно — вас ведь учили, что религия — это опиум для народа.

— А что, разве не так? — попытался улыбнуться Велга, но улыбка вышла кривой.

— Не так, товарищ лейтенант, — шумно вздохнул Малышев. — Религия — это опора и духовная поддержка.

— Опора… — повторил Велга с сомнением. — Костыль, ты хочешь сказать?

— Удивительное дело, господа! — громко сказал Дитц таким голосом, что все замолчали. — Удивительное дело, как быстро мы все расслабились. Позволю себе напомнить, что мы находимся в чужом мире, о котором нам практически ничего не известно. И что же? Трех дней полноценного отдыха, лечения и приличного питания вполне хватило, чтобы боевое подразделение превратилось в компанию доморощенных философов, которые вместо того, чтобы добывать и осмысливать информацию об окружающем их враждебном мире, спорят о роли религии в совершенно ином мире, мире, который они, возможно, вообще никогда не увидят.

— Это почему? — спросил Шнайдер.

— Почему не увидим?

— Да.

— Потому, рядовой, что мне так подсказывает моя интуиция, во многом благодаря которой, вы до сих пор живы.

— А почему враждебном? — тут же осведомился Вешняк.